резко из-за охватившего его гнева, – так это того, как она сделала это, обойдя нас. Почему мы не узнали об этом задолго до того, как она разослала приглашения?
– Джейн Вейл наблюдала за ней по моему поручению. Она скрыла это и от Джейн. Нам повезло, что чертовка Джейн смогла раздобыть копию списка, иначе мы прочитали бы обо всем этом в лондонской «Таймс».
Нед откинулся в кресле; комнату заполнила тишина. Он медленно растирал свои разбитые колени. Интересно, много ли знает Ройс об их отношениях. Он не думал о смертельной опасности, таящейся в приеме, подготовленном этой сумасбродной женщиной, но изучал лицо Коннела, пытаясь угадать, известно ли ему об отношениях между ним, Недом Френчем, и Джейн Вейл.
Чепуха. Никто не знает. Лаверн, как и всякая жена, могла что-то подозревать, сказал себе Нед, но никто во всем посольстве не мог бы даже предположить, что у них с Джейн…
– Говори! – резко сказал Коннел. – Скажи, что мы не запутались в каком-то нелепом кошмаре.
Нед слабо усмехнулся.
– Ройс, зачем я стал бы тебе врать?
Прошло уже много времени после того, как Нед скрылся в утренней мгле, окутавшей Риджент-парк, а Лаверн Френч все еще стояла у окна спальни, глядя на занимавшийся день.
Она была молода – одного с Недом возраста, – и хорошо помнила ту пору, когда утро предвещало радость. Теперь этого не было, думала она, стоя в ночной сорочке, похожей на кукольное платье и точно такой же, какую она купила двадцать лет назад в Форт-Брегге во время их медового месяца.
Это была коротенькая разлетающаяся сорочка с рукавами «фонариком» и эластичным лифом, который поддерживал и подчеркивал ее пышную грудь. Прозрачный батист был очарователен в сочетании с еще более прозрачной кружевной вставкой, вышитой сердечками.
Хотя Нед ушел уже давно, глазам Лаверн все еще представлялась его удаляющаяся фигура. Последнее время ей всегда казалось, что он удаляется… от нее. Брак был уже не тот, что прежде. Уже несколько лет Неда не соблазняла эта кукольная ночная сорочка. А прежде…
– Куда же это ушло? – спросила себя Лаверн. Она вдруг испугалась, поняв, что говорит вслух. А если кто-то слышал?
Но ее девочки еще с прошлой недели были в шести тысячах миль отсюда, в Калифорнии, в полной безопасности. Женщина, которая убирала в доме, приходила не раньше полудня. Лаверн была одна со своим чувством одиночества, с мыслью о том, что Нед оставил ее не только сегодня, а оставлял уже много раз за последние годы. Пожалуй, начиная с Бонна?
Отойдя от окна, она посмотрела в зеркало. Какой нелепый костюм! Мать четырех почти взрослых девочек, сказала она себе, дочь Де Карта Криковского, генерал-лейтенанта ВВС США в отставке, сама капитан запаса и жена офицера военной разведки, занимающего высокий пост, слоняется, хандря, по своей спальне и мучается от недостатка внимания.
Лаверн сняла с себя рубашку и стала разглядывать свои стройные ноги и полную, упругую грудь. Верхняя часть массивнее нижней, призналась она себе. И не замаскировать этого никакой одеждой – неисправимо, как зоб у голубя!
– Сладкозадая куколка, – произнесла она вслух. Голова ее в коротких белых кудряшках напоминала фарфоровую чашечку. Круглое лицо, большие, широко расставленные глаза – маленький глупый ребенок с рекламы супов фирмы «Кэмпбелл».
Она помнила, что прежде ее внешность очень нравилась Неду. Да и теперь мужчины часто провожали ее глазами. И на приемах всегда были люди, которые настойчиво ухаживали за ней. Но Неда она больше не волновала. Сейчас, когда девочки уехали, она почувствовала это более ясно.
Ей пришло в голову, что это связано с сексом. Большая часть семейных проблем связана с сексом, как утверждают журналы для женщин. У нее было четыре рослых брата, воспитывали ее пуритански: даже мысль о сексе была под запретом. Ее измученная мать была светлым лучом в эти мучительные для девушки годы.
«Восс, – говорила она, – по Божьей воле ты живешь в доме, где много мужчин, и в военном городке, где тоже полно мужчин. Мы с твоим отцом сможем чувствовать себя спокойно, если будем знать, что наша дорогая девочка чиста и невинна, несмотря на все искушения. Ведь ты знаешь, Восс, что тело – благословенный сосуд Господен, создано для священной цели – рожать и умножать число детей Бога нашего здесь, на земле».
Вот потому-то секс казался юной Лаверн на редкость непривлекательным. Но в офицерской школе она встретила девушек, которых в детстве не подавляли. Болтая с ней, они убедили ее в том, что близость с мужчиной полезна, если в этом есть потребность.
Секс перестал казаться Лаверн нудным занятием, она приняла его как дань влечениям тела. Выйдя замуж за Неда, Лаверн вскоре поняла, что это доставляет удовольствие.
Почувствовав, как румянец залил ее щеки, она вдруг отвернулась от зеркала и бросилась на прохладные простыни. Порой Лаверн хотелось стать одной из тех женщин, которые, согрешив, тут же забывают об этом, как мужчина, добившийся своей цели. Но это было невозможно. Бог соединил ее с Недом, который стал отцом ее детей и дарил ей радость. Кто вытеснил ее из сердца Неда? Чем она провинилась, чем заслужила такое наказание? Пытаясь понять это, она сходила с ума.
Не то чтобы она срывалась. Единственная дочь генерала Криковского унаследовала его стойкость. Она получала меньше, чем ей хотелось? Ну что ж! Так тому и быть, но она останется верна себе. Нет, ей не нужна ни поддержка мужа, ни его откровенность; она не станет никому предлагать себя, как рекомендуют женские журналы.
Она знала, что все это было отчасти вызвано ее скрытностью, нежеланием делиться с мужем своими переживаниями. С другой стороны, Лаверн не хотелось, чтобы дочери заметили ее постоянное напряжение. Быть может, поэтому она и отправила их домой. У ее четырех девочек была маленькая разница в возрасте. Лу Энн было сейчас восемнадцать, а младшей – Салли – почти пятнадцать. Плодовитость, связанная, по ее мнению, с сексуальностью, возбуждала в Лаверн чувство вины. Впрочем, от нее не зависело ни то, ни другое. Когда-то Неду достаточно было прикоснуться к ней, и она беременела.
Лаверн удивляло, что Нед ни разу не поинтересовался, почему она перестала беременеть после рождения Салли. Лаверн никогда не призналась бы, что ей перевязали трубы; этот грех, совершенный ею, был тайной от мужа.
Мужчины.
К счастью, девочек жестко контролировали бабушка и дедушка в Кэмп-Либерти, где они находились среди друзей генерала Криковского. Лаверн понимала, что там вокруг девочек всегда будут виться мужчины, как продолжали они виться вокруг нее. Но, слава Богу, в Кэмп-Либерти окружение было известным; именно ее отец следил за этим.
Лаверн перевернулась на спину и уставилась в потолок. Внезапно она представила себе, как мускулистое, упругое тело Неда прижимает ее к кровати, когда они занимаются любовью. Только это давало ей удовлетворение. Он предлагал ей и другое, но она не хотела. В этом мужчины знают толк – типично для них, не правда ли, осквернить то, что установлено Богом? – но она не хотела в этом участвовать.
Мужчины.
Внизу у входной двери зазвенел звонок. Она накинула светло-серый шелковый халат Неда, мягко ступая босыми ногами, спустилась вниз, включила скрытую камеру, позволявшую наблюдать за входом, и сказала в микрофон:
– Кто там?
Мужчина отвернулся от объектива телекамеры, но Лаверн успела заметить, что он моложе и немного выше человека, обычно доставлявшего почту, а волосы у него светлее.
– Почта, – ответил мужчина, лица которого так и не было видно. – Пакет не пролезает в прорезь для писем.
Она внимательно наблюдала за ним, думая о том, как он сказал «не пролезает».
– Ничего. Оставьте на ступеньках.
Он колебался.
– Хорошо.
