боялась, что может устроить пожар: Мара заметила, что старуха выпила немало вина. С трудом держась на ногах, она раздевалась, бормоча что-то себе под нос.
Мара хорошо знала: раз она напилась — будет спать крепко, да и все остальные обитатели табора наверняка улягутся рано, предвкушая завтрашнее угощение. Значит, за ней никто следить не будет — но что с того? Даже если ей удастся убежать, что делать потом? Уйти к
Да, она выучилась болтать на их языке, но ведь всем известно, как опасны для цыганской женщины мужчины
«Какие идиоты эти
Убежать, не заручившись поддержкой мужчины, было бы самоубийством. Ей опять вспомнились отвратительные истории о том, как
Дверь отворилась, и в автобус вошла Чармано. Она поставила перед Марой тарелку с едой:
— Вот, принесла тебе поесть. Хотя, будь моя воля, ты бы у меня уснула сегодня голодной. Но твой дедушка велел тебя покормить, и я исполнила его наказ, потому что мы, женщины, должны повиноваться.
Мара даже не посмотрела на еду, и Чармано это взбесило:
— Жри давай, а не то я быстро все унесу!
Молча взяла девушка вареное яичко. Она внимательно рассмотрела его и, убедившись, что скорлупа нигде не треснула, очистила и съела. Но в свинину или в блинчики могли что-нибудь подсыпать. А если она уснет и проспит как убитая до рассвета, все потеряно.
Она скорчила гримасу, словно от боли, и, застонав, положила руку на живот.
— Что-то у меня живот разболелся, — сказала девушка. — Подожду пока есть остальное.
— Это тебе в наказание, — хмыкнула тетя и, оставив тарелку с едой, ушла. Мара выждала минутку- другую, потом сползла с раскладушки и потрясла за плечо бабушку.
— Что такое? — спросила сонная София.
— Хочешь есть?
— Чего тебе, Мара? — проворчала бабушка, открыв глаза. — Неужели нельзя дать мне отдохнуть? Ты же знаешь, что мне завтра вставать ни свет ни заря жарить кур.
Мара протянула ей тарелку с едой:
— Вот, Чармано принесла мне. Только я есть совсем не хочу — наверное, слишком волнуюсь. А еда пропадает.
— С чего бы это тебе волноваться? — София приподнялась и взяла тарелку. — Дедушка о тебе позаботился. У тебя скоро будет богатый муж. Да и потом, кто знает… его мать совсем уже старая. Не вечно же ей жить. Когда она загнется, ты заживешь по-настоящему. Все не так уж плохо! — продолжала она, набив рот свининой. — Этот старый дурак наверняка скоро перестанет быть мужчиной. Еще несколько месяцев — и ты будешь свободна. А потом станешь богатой вдовой и сможешь найти парня, который согреет твою постель. Только выбирай сироту, а то опять придется быть на побегушках у свекрови.
Покончив с едой, она довольно облизала жирные губы.
— Свинина хороша, только слишком много майорана в нее бухнули. — Старуха хлопала глазами точно сонная сова. Мара взяла у нее пустую тарелку. — Спи, девочка, спи, — пробормотала София и уже спустя минуту разразилась громким храпом.
Мара чувствовала себя чуть-чуть виноватой — но совсем капельку. София единственная, кто хорошо ней относился, но ведь ее ни в чем не заподозрят, когда обнаружат, что Мара сбежала.
Шум на улице постепенно стихал. Мара знала, что еще немного — и все разойдутся по своим шатрам и раскладушкам. Она быстро собрала свои жалкие пожитки — пару юбок, несколько рубашек, нижнее белье и доставшийся ей в наследство от матери платок.
Завернув все это в узел, она спрятала вещи под раскладушку и легла в ожидании под одеяло. Хорошо, что в автобусе было сейчас прохладно, а то уж больно жарко лежать в одежде… Наконец вновь появилась Чармано с фонарем в руках и склонилась над ней. Мара старалась дышать как можно глубже, так, словно спала под действием зелья. Тетка довольно ухмыльнулась.
— Ну, кто из нас оказался хитрее? — прошипела она.
Едва Чармано ушла, Мара скинула одеяло. Но встать она еще не решалась. Она лежала, размышляя о том,
Тело Мары наполнялось жаром, когда она вспоминала об этом поцелуе. Это произошло на конюшне за дальним полем, где Яддо держал лошадей на продажу. Йоло тихонько проскользнул туда вслед за Марой и неожиданно поцеловал ее. Его губы были так горячи! В конюшне царил полумрак; сердце девушки бешено забилось, казалось, еще чуть-чуть — и оно выскочит из груди. Она дышала так часто, что сама испугалась: вдруг он подумает, что она больна? Но его дыхание стало не менее тяжелым. Он прижал ее к себе, и она почувствовала прикосновение его мужского органа.
У нее закружилась голова, точно у пьяной, горячее, мучительное ощущение закралось между бедрами. Он ласкал ее груди, затем проскользнул под юбку… ей казалось, что она теряет сознание. Он прошептал, что хочет ее, что они должны быть вместе, что наплевать на все. Она упала на сено и, конечно же, отдалась бы ему прямо там, на конюшне, не раздайся вдруг где-то совсем близко чьи-то голоса. Йоло тихонько выругался и скрылся, а она все никак не могла прийти в себя и подняться.
Ну разве не глупо было сомневаться в Йоло после этого? Конечно же, он сделает для нее все, если она ему отдастся. Мара не раз слышала от других женщин, как понравиться мужчинам, как сделать их счастливыми. Теперь она убедилась, что именно это и нужно Йоло, и она сумеет сделать так, чтобы никогда ему не надоесть.
Мара притаилась, услышав доносившиеся через заколоченное окно голоса. Говорили довольно громко, и девушка легко узнала Тондо, старшего из ее дядьев, и Ласло.
— Счастливчик ты, Ласло, — говорил дядя. Он был коренастый, маленького роста; Мара всегда стеснялась его — он вечно окидывал ее горячим взглядом, когда никто на них не смотрел. — Мужчина может никогда не стареть: была бы теплая молодка, чтобы греть по ночам старые косточки. — И хитро добавил: — Правда, она может и в могилу свести раньше времени.