семнадцать лет…

Кристин помогла отцу. Немного бледная поднялась она на ноги и снова уселась на скамейку у очага.

Хмель как будто несколько сходил с Лавранса по мере того, как он насыщался. Он отвечал на расспросы жены и служанки о тинге — да, все сошло прекрасно! Им удалось купить муки, и зерна, и солода частью в Осло, частью в Тюнсберге; товар был заграничный и мог бы быть лучше, но мог быть и хуже. Да, он повстречал многих родных и знакомых и привез от всех поклоны. По отвечал Лавранс медленно, слово за словом.

— Я говорил с господином Андресом, сыном Гюдмюнда, — сказал он, когда Астрид вышла. — Симон обручился с молодою вдовою из Мандвика. Свадьбу будут играть в Дюфрине около праздника святого Андрея. На этот раз парень сам устроил все дело. В Тюнсберге я держался в стороне от господина Андреса, но он сам разыскал меня — хотел сообщить мне, что он точно знает, что Симон увидел фру Халфрид в первый раз только в середине этого лета. Он боялся, что я подумаю, будто Симон имел уже в виду эту богатую невесту, когда расходился с нами! — Лавранс на некоторое время умолк и невесело рассмеялся. — Понимаете ли, этот благородный человек страшно боялся, как бы мы не подумали что-нибудь такое о его сыне!

Кристин облегченно вздохнула. Она подумала, что, вероятно, это и разволновало так отца. Быть может, отец все время надеялся, что он все же состоится, этот брак между сыном Андреса и ею. Сперва она испугалась, не прослышал ли отец чего-нибудь о ее похождениях на юге, в Осло.

Она встала и пожелала родителям спокойной ночи. Однако отец сказал, чтобы она обождала немного.

— У меня есть еще одна новость, — сказал Лавранс. — Я не мог бы утаить ее от тебя, Кристин, но будет лучше, если ты узнаешь ее. Дело в том, что того человека, которого ты избрала, ты должна постараться забыть.

Кристин стояла, опустив руки и склонив голову. Но тут она взглянула на отца. Губы ее шевелились, но она не могла произнести ни звука.

Лавранс отвел взор под взглядом дочери и махнул рукой:

— Ведь ты сама знаешь, что не стал бы я противиться, если ты истинно мог поверить, что это приведет к добру!

— Что за новости узнали вы за эту поездку, отец? — спросила Кристин ясным голосом.

— Эрленд, сын Никулауса, и его родич Мюнан, сын Борда, приезжали ко мне в Тюнсберг, — ответил Лавранс. — Господин Мюнан просил твоей руки для Эрленда, и я ответил ему отказом!

Кристин стояла некоторое время, тяжело дыша.

— Почему вы не хотите отдать меня за Эрленда, сына Никулауса? — спросила она.

— Я не знаю, насколько ты осведомлена о том человеке, которого хочешь получить в мужья, — сказал Лавранс. — Если ты сама не можешь понять причины моего отказа, то тебе будет не очень приятно услышать об этом из моих уст.

— Не потому ли, что он был отлучен от церкви и объявлен вне закона? — спросила Кристин прежним голосом.

— Знаешь ли ты, из-за чего король Хокон указал на дверь своему близкому родичу? Знаешь ли ты, что его отлучили от церкви за то, что он противился приказу архиепископа? И что он уехал из Норвегии не один?

— Да, — сказала Кристин. Голос ее зазвучал неуверенно. — Я знаю и то, что ему было всего восемнадцать лет, когда он познакомился с нею… со своей любовницей!

— Мне было столько же лет, когда я женился, — отвечал Лавранс. — Мы считали во дни моей молодости, что восемнадцатилетний мужчина может сам отвечать за себя и отстаивать свое собственное и чужое благополучие!

Кристин стояла молча.

— Ты назвала женщину, с которой он жил в продолжение десяти лет и прижил детей, его любовницей, — сказал Лавранс немного спустя. — Небольшая была бы для меня радость отдать дочь мужу, который до женитьбы год за годом жил в открытой любовной связи! Но ты сама знаешь, что это не было просто любовной связью!

— Вы не так сурово осуждали фру Осхильд и господинаь Бьёрна, — тихо сказала Кристин.

— И все-таки я не могу сказать, чтобы мне нравилось породниться с ними, — ответил Лавранс.

— Отец, — сказала Кристин, — разве вы были таким уж безгрешным всю свою жизнь, что решаетесь так сурово осуждать Эрленда?..

— Видит Бог, — резко ответил Лавранс, — что я не считаю ни одного человека большим грешником, чем я сам! Но из того, что все мы нуждаемся в милосердии Божием, не следует, чтоб я отдавал свою дочь первому попавшемуся человеку, который вздумает попросить ее в жены!

— Вы знаете, что я не то хотела сказать, — горячо возразила Кристин. — Отец… матушка… ведь и вы были молоды — или вы уже все забыли, разве вы не можете понять, как трудно остеречься от греха, в который вовлекает любовь?..

Лавранс густо покраснел.

— Не могу, — коротко сказал он.

— Тогда вы не ведаете, что творите, — в отчаянии закричала Кристин, — если хотите разлучить Эрленда со мною!

Лавранс снова опустился на скамейку.

— Тебе всего только семнадцать лет, Кристин, — снова начал он. — Возможно, что ты и он… что вы оба полюбили друг друга сильнее, чем я думал. Но он не такой уж молодой человек, чтобы не понимать… Если бы он был хорошим человеком, то не подходил бы с любовными речами к такому юному, незрелому ребенку, как ты… А то, что ты была уже просватана за другого, он, вероятно, считал сущим пустяком!.. Но я не выдам своей дочери за человека, который прижил двоих детей с законной женой другого. Ты знаешь, что у него есть дети?..

Ты слишком молода, чтобы понять, что такое дурное дело порождает раздоры… и вражду в семье… без конца! Человек не может отвернуться от своего собственного порождения и исправить своего проступка тоже не может — и трудно ему найти способ, чтобы вывести в люди своего незаконного сына или выдать дочь замуж, разве только за слугу или мелкого крестьянина! И дети эти — они не были бы созданными из плоти и крови, если бы не возненавидели тебя и твоих детей…

Разве ты не понимаешь, Кристин… Такие грехи… Может быть, Бог и прощает легче такие грехи, чем многие другие, но они так разрушают семью, что ее потом никогда не собрать! Я тоже подумал о Бьёрне и Осхильд — передо мною стоял этот Мюнан, ее сын, он весь сияет золотом, он заседает среди королевских советников в совете, он вместе с братьями двоими владеет материнским наследством, и он за все эти годы ни разу не навестил своей матери в ее бедности! Да, и вот такого-то человека твой друг выбрал своим посредником!..

Нет, повторяю я, нет! С этими людьми ты не породнишься, пока голова моя еще не под землею!

— Тогда я буду молить Бога день и ночь, день и ночь, чтобы он взял меня к себе, если вы не измените своего решения!

— Сегодня бесполезно продолжать этот разговор, — сказал отец сокрушенно. — Ты, вероятно, думаешь иначе, но я должен распоряжаться твоею судьбою, чтобы не быть за тебя в ответе. Иди теперь отдыхать, дитя мое.

Отец протянул ей руку, но Кристин сделала вид, что не замечает ее, и рыдая вышла из горницы.

Родители некоторое время сидели молча. Потом Лавранс сказал жене:

— Не можешь ли принести мне немного пива? Нет, принеси лучше вина, — попросил он. — Я устал…

Рагнфрид исполнила его просьбу. Когда она вернулась с большим кубком, муж сидел, закрыв лицо руками. Он взглянул на нее, потом прикоснулся к ее головному платку и плечам.

— Бедная, ты промокла! Выпей за мое здоровье, Рагнфрид!

Она едва пригубила кубок.

— Нет, выпей со мною, — с жаром сказал Лавранс, стараясь притянуть жену к себе на колени. Она