— Кирилл… Помоги мне…
Глядя на двухметрового с могучим телосложением Стаса, я начал пятиться назад. Тесня к лестничному пролету Алену и Машу. Как только я начал спускаться вниз, Стас потерял ко мне всякий интерес и присоединился к родителям. Игорь затих и уже не стонал.
Никогда не считал себя героем и не стремился к тому, чтобы им быть. Спокойная размеренная жизнь, не нарушаемая трагическими происшествиями — вот все чего мне, как новоиспеченному городскому жителю хотелось. Иногда даже отключения электричества воспринималось как трагедия, если в запарке я забывал сохранить написанную мною программку. Я оказался совершенно не подготовленный к происходящему. Коленки дрожали, руки тряслись, а в голову закрадывалась паника.
Не знаю, были ли у меня шансы на то, чтобы справится с подвергшимися действию вируса соседями, учитывая их полную неадекватность, численное и физическое преимущество, но в тот момент страх и здравый рассудок горожанина кричали мне о необходимости отступить. Всего через несколько минут все социальные и нравственно-гуманистические установки, внушаемые с детства школой, дали сбой, но это случилось позже и Игорю это ничем не помогло.
Мы выскочили из подъезда и, не особо смотря по сторонам, кинулись в сторону отделения милиции, которое находилось всего в двух кварталах, за сгоревшим домом напротив. Алена, Маша и я неслись по улице, бросив воду, теплые вещи и продукты. Как-то их важность неожиданно уменьшилась в сравнении со страхом быть съеденными заживо. Весь наш план об осторожном преодолении расстояния между нашим домом и отделением пошел насмарку.
Пробежав один квартал, мы столкнулись с тем, чего так старательно пытались избежать. Алена бежала последней. Почувствовав неладное, я обернулся и увидел как два людоеда выскочили из магазина свадебных платьев, схватили Алену и повалили на землю.
— Что стал? — услышал я голос Маши. — Пока они будут ее жрать мы добежим до ментовки!
Глядя в расширившееся от ужаса, глаза беспомощной Алены я почувствовал, как внутри что-то щелкнула и страх за собственную жизнь, а также все пацифистские установки разом потеряли смысл, а так же контроль над моим сознанием. Не особо осознавая, что делаю, с ножом в руках я кинулся на людоедов.
— Эй уроды! — вырвался из меня крик, привлекший внимание двух обезумевших от вируса мужчин.
Один из них поднялся и сделал несколько шагов мне навстречу. Второй внимательно наблюдал за мной, но не двинулся с места, при этом, не выпуская Алену из рук, не давая ей возможности подняться.
Я никогда не занимался спортом, кроме как на уроках физкультуры и на военных сборах в университете. Не был любителем мордобоя или бодибилдинга. Редко, но случались в моей жизни неприятные инциденты вроде потасовок, и чем меньше я в такие моменты думал, тем легче мне удавалось из них выйти с минимальными потерями. Когда нужно действовать быстро и на уровне рефлексов мысли только мешают и отвлекают.
Вырос я в небольшом деревеньке на отшибе цивилизованного мира. Отец любил охоту и часто брал меня с собой. Будь у меня ружье, то разрядить напряженность сложившейся ситуации не составило бы труда, но выбирать не приходилось. Ножом тоже можно защититься или отнять жизнь.
Несмотря на то, что отец любил охоту, он не мог разводить домашний скот на убой. После того как дед умер, отец совсем не занимался разведением домашних животных. В нашем распоряжении оставалось только мясо из магазина и дичь. Я никогда не задумывался о том, почему у нас все было не как у людей вокруг, которые разводили, свиней, кроликов, кур, уток.
Мама как-то настояла на том, чтобы купить цыплят и утят. Мясо в магазине стоило недешево, а дичь не всегда удавалось подстрелить. У отца еще начались проблемы с работой после развала Советского Союза, с деньгами временами было туго, и он уступил матери.
Однажды, когда утята подросли, и наступил день одного из многочисленных на Руси праздников, утки пришлись очень кстати. Мать попросила отца зарезать одну. Я никогда не забуду этого дня. Впервые я заметил на щеке родителя слезы, которые тот старался скрыть. Утку, он зарезал, но с тех пор никогда не участвовал в разведении и тем более в забое домашних животных.
— Как я могу их резать? Я же их своими руками растил кормил… — говорил он матери.
С тех пор резать животных приходилось мне. Я тоже не был в восторге от этого занятия, но голод, как известно не тетка. Переехав в город, я испытал облегчение, освободившись от этой обязанности, но мясо любить не перестал, а так же помнил, что такое нож и что с его помощью можно сделать.
Кинувшись в ноги двинувшегося мне на встречу людоеда, я что есть силы, провел лезвием по сухожилиям коленных сгибов. Людоед взвыл и упал на землю. Раненный, он больше не пытался нападать на меня. Мыча, людоед пополз прочь. Второй, видя неудачу товарища, хотел прийти на помощь, но Алена резко дернулась и попыталась встать.
Людоед отвлекся, отвернув голову в сторону жертвы. Это стоило ему жизни. Я вскочил и рывком приблизился. Людоед стоял на коленях, нагнувшись над лежащей Аленой. Встав на его ноги, я потянул голову людоеда за подбородок на себя, одновременно проводя режущей кромкой по горлу. Не дожидаясь пока он перестанет корчиться, осмотревшись по сторонам, я схватил Алену за руку, поднял с тротуарной плитки, и увлек за собой, догоняя Машу.
Дальнейший недолгий путь прошел без приключений. Когда мы подбежали к двухэтажному зданию милиции, Маша уже всю колотила в железную дверь. С той стороны никакой реакции не поступало. Несколько минут мы втроем стучали в двери и окна. Никто нам не открыл и даже не спросил — «Кто там?».
Здание милиции располагалось между двумя пятиэтажками, прямо на въезде во дворы. Раньше здесь был детский сад, в сотне метров отсюда находилась школа. Так что из детского сада, достигнув определенного возраста можно было сразу отправляться в первый класс. Потом садик переоборудовали под отделение милиции.
На это была одна веская причина — рождаемость падала, а колличество рожденных стражей порядка увеличивалось, и еще одна менее значительная. В округе находились несколько зданий общежития медицинского института. В них жили студенты иностранцы из арабских стран. Националистические настроения в России разгорались со страшной силой. Неустроенность молодежи, пропасть между бизнес элитой и рабочим классом, отсутствие сплоченности среди коренного населения — все это только укрепляло веру подрастающего поколения в том, что справедливости надо добиваться кулаками и применением спецсредств. До сильных мира сего радикальные молодежные организации добраться не могли. Вот и вымещали свою злобу на беззащитных иностранцах.
В своих методах противоборства власти тоже не далеко ушли и решили лечить симптомы, вместо болезни, разместив рядом с общежитиями отделение милиции. Что помогло, но проблемы не решило. Теперь все это стало неважным, и разглядывая наскоро отделанный фасад и решетки на окнах, я меньше всего думал о проблеме расовой неприязни.
Мимо проехал черный джип. Увидев нас, водитель остановился, сдал назад и завернул во двор. Подъехав к нам. Открылись двери с тонированными стеклами и перед нами в чешуе, как жар горя предстали два богатыря, а точнее батыра.
Небритые молодцы вооруженные помповым ружьем и автоматом Калашникова, довольно улыбаясь, с ног до головы осмотрели Машу и Алены и обратились ко мне.
— Здорово братишка! — почти без акцента, сказал один из них. — Где ты таких красавиц взял?
— Где взял, там больше нет — невесело ответил я, косясь на стволы, направленные в мою сторону.
— И не говори дорогой, красавиц мало осталось. Зачем тебе столько? Поделись с нами!
Я молчал, прикидывая, какова вероятность того, что в случае конфликта мне удастся справиться с этими ребятами. Оптимистичностью и высоким уровнем процентов мои расчеты не отличались. Процент удачного исхода неумолимо стремился к нулю.
Пока я молчал, а уроженцы гор улыбались, во двор въехал милицейский уазик, в котором сидел Олег со своим коллегой. Объехав джип, уазик остановился под зарешеченными окнами отделения, а Олег с
