— Какой великолепный вид!
— Он был таким всегда, — заметил Ник, подходя к ней. У него в голосе послышалось некое странное напряжение. Это привлекло внимание Чессы. Покачиваясь на носках, она осмотрела долину.
Слова сорвались с ее языка сразу, опережая мысль:
— Какая живописная маленькая деревушка!
Внезапно дыхание Ника сбилось.
— Это Уивертон.
Неожиданность этого сообщения погасила улыбку на ее лице. Чесса вздрогнула. Так вот где это находится, внезапно поняла она. Это то самое место встреч тайных любовников, о котором шептались в школьных коридорах и хихикали в комнатах для девочек ее одноклассницы. То самое печально известное место, где ветровые щиты и машины были свидетелями запретных развлечений, где терялась девственность, а бушующие гормоны часто изменяли будущее многих подростков.
И именно здесь опьяневший молодой человек однажды получил удовольствие с девушкой, которую не мог вспомнить.
Она нервно проговорила:
— В дневном свете здесь все выглядит по-другому.
Ник внимательно смотрел на нее.
— Ты явно тут редко бывала.
Она куснула губу, дернула плечом и всмотрелась в даль, узнавая на этот раз и старое красное здание городского магазина, и церковь позади заброшенного амбара, который всегда использовали как клуб.
— Я не была здесь ни с кем, кроме тебя.
Ответ был правдой по сути, точно и правильно составленным. Чессе стало плохо при мысли о том, насколько она преуспела в искусстве уклоняться.
В глазах Ника появилась улыбка, проблеск чисто мужской гордости, когда он услышал, что был единственным, с кем Чесса разделила этот опыт.
— Вот здесь все и началось, — произнес он. В его голосе смешались благоговение и недоверие. — Здесь был зачат наш сын.
Чесса стояла неподвижно, не в силах говорить. Подойдя к ней. Ник обвил ее руками.
— Я хотел вернуться на это место вместе с тобой и спросить тебя кое о чем. — Его дыхание коснулось волос Чессы, потом он развернул ее к себе и всмотрелся ей в глаза с такой настойчивостью, что у нее перехватило дыхание. — Последние недели полностью изменили мою жизнь. Вы изменили ее.
Внезапно его брови тревожно нахмурились.
— Что случилось? — Он прикоснулся к ее щеке, с удивлением глядя на мокрые пальцы. — Ты плачешь?
— Нет, — солгала она, проклиная необходимость обмана. Это разрывало ей сердце. Она больше не могла скрывать тайну, но не могла и открыть ее, чтобы не сломать жизнь двум людям, настолько дорогим ей, что она готова была отдать свою жизнь, только чтобы не повредить им.
Запинаясь, он спросил:
— Я чем-то расстроил тебя?
— Нет, это не ты, — ответила Чесса. — Дело во мне, я…
— Мама, папа! — Быстрое шуршание привлекло ее внимание, и Бобби вылетел на вершину, весь взмокший и красный от бега.
Ник подскочил к ребенку за пару прыжков.
— Что случилось, сынок? Что с тобой?
— Телефон в машине звонил и звонил, — начал объяснять мальчик. — Я подумал, что это может быть важно, — тут он перевел дыхание, — и взял трубку. Я принял сообщение, как ты мне показывал. Я не знал… Я не знал… — Его лицо сморщилось, и Бобби протянул руки в молчаливой мольбе.
Не обращая внимания на Чессу, подбежавшую вслед за ним. Ник опустился на колени, и его глаза оказались на уровне лица Бобби. Он ласково и тепло произнес:
— Ты все сделал правильно. Скажи, что случилось?
— Эта дама… Она велела мне передать… — Голос мальчика затих.
— Передать что?
— Дедушка очень болен.
— Папа? О господи! — воскликнула Чесса в ужасе.
— Нет, мой другой дедушка.
— Другой?..
Чесса ошарашено взглянула на Ника. С его лица быстро сбегала краска. Он не отрывал глаз от лица всхлипывающего ребенка.
— Что именно сказала тебе эта леди?
— Что дедушка в госпитале. Сказала, что мы должны поехать туда, папа. Прямо сейчас. — Слезы хлынули из глаз Бобби. — Пожалуйста, папа, пожалуйста! Не дай ему умереть!
Из-за стерильно белых стен долетали рокот голосов, отрывочные слова, позвякивание инструментов, звонки телефона, смешиваясь с попискиванием медицинского монитора, установленного около кровати отца. Ник с трудом узнал его. Бледное лицо с ввалившимися щеками и побелевшими губами. Человек, которого он когда-то звал «па», походил сейчас скорее на труп. Ник не отводил от него глаз, пытаясь отыскать в своей душе эмоции, какие должен испытывать сын в такой момент. Абсолютно ничего. Ни ненависти, ни отчаяния. Одна пустота. Несмотря на жестокие слова, которые он услышал много лет назад. Ник знал, что это его родной отец, тот, благодаря кому он появился на свет. Он понимал, что должен хоть что-то чувствовать, но не мог. Ник выпрямился и отодвинулся немного от кровати, задев металлическую капельницу, с которой подавался питательный раствор прямо в вену, поддерживая жизнь в этом скелетообразном теле. Лу Парселл повернул голову, медленно и болезненно, пытаясь увидеть нечто ускользающее. Его губы беззвучно шевелились, и наконец появились слова:
— Привет, сын.
— Привет, па.
Лу напряженно всматривался в Ника, пытаясь убедиться, что человек около его кровати не является призрачным фантомом.
— Не думал, что ты придешь. И не винил бы тебя.
Ник удивился, какую боль причинили ему эти слова. Тяжелый ледяной ком появился у него в груди.
— Как ты себя чувствуешь?
— Плохо.
Это был глупый вопрос, без сомнения.
— Врач говорит, что ты выкарабкаешься.
— На этот раз мне нужна новая печень.
Ник уже знал об этом.
— Ну что ж, трансплантанты — нормальное явление в наши дни.
Тонкие губы сложились в нечто, похожее и на улыбку, и на гримасу.
— Никто не станет тратить хорошую, здоровую печень на старого пьяницу.
Это было сказано достаточно едко, чтобы заставить Ника вскинуться:
— Так прекрати пить.
— Легче прекратить жить. — Лу закашлялся, вздохнул и прикрыл ненадолго глаза. — Мне незачем жить с тех пор, как умерла твоя мать. У меня никого не осталось.
Боль в груди Ника внезапно обострилась. Он почувствовал, что задыхается, и ухватился за спинку кровати. Все тело его содрогнулось от обжигающего чувства горечи, мучившего его.
