пока я раздумывала, вдали приоткрылась дверь в комнату дедушки и он позвал меня.

— Это ты, Аманда?

Я ответила ему и прошла дальше. Он вернулся в кабинет, и когда я поднялась по ступенькам, в спальне было пусто, но светло, и я отвернулась от агонии человека, которого бесконечно сжигали на костре.

Хуан ожидал меня в кабинете, на нем был надет коричневый халат с откинутым капюшоном. Какое-то время я не могла отвести от него взгляд — он слишком походил на одну из фигур в темных одеждах с капюшонами, окружавших костер.

Но он ждал меня, и я прошла в комнату и положила перед ним на стол ключи, а затем наблюдала, как он кладет их на место в один из ящиков.

— Я не думаю, что там что-нибудь трогали, — сказала я ему.

Казалось, при этом сообщении он полностью расслабился, кулаки его разжались, и ладони легли на стол. Его просто преследовала картина Веласкеса, и я подумала, не повредит ли это его душевному состоянию.

— Почему вы не отослали ее обратно в Испанию? — спросила я.

— Нет. Пока я жив — нет.

— Но вы говорите, что вы не можете уже четко видеть ее.

— Я могу видеть ее своим внутренним взором. Я могу видеть ее своим разумом и своим сердцем, и я могу трогать ее своими пальцами. Это мое самое большое удовольствие в жизни.

— Она никогда не стала бы величайшим удовольствием в жизни Кэти, — сказала я. — Я думаю, Кэти верила в человека.

— Если бы Кэти была жива, многое было бы по-другому в моей жизни, — сказал он. — Теперь эта картина становится важной для меня.

— Она даже не так уж и прекрасна, — возразила я. — Я соглашусь с тем, что она замечательно написана, но в ней есть что-то ужасное. Мне больше нравится портрет Эмануэллы.

— Тогда та картина будет твоей. Я дарю тебе ее прямо сейчас. Только пусть она повисит на своем прежнем месте, пока я жив. В конце концов она достанется тебе. Я упомяну об этом в завещании.

Я снова была начеку. Хуан Кордова не был сентиментален так же, как не отличался благородными жестами. Это была попытка победить меня.

— Благодарю, — сказала я спокойно и направилась к двери.

Он сразу же остановил меня.

— Подожди. Присядь на минуточку, Аманда.

«Сейчас последует лекция», — подумала я. Из-за того, что я выдала свои чувства к Гэвину. Но он удивил меня.

— Что случилось сегодня на ранчо? Что тебе вспомнилось?

— Ничего. Я вспомнила Керка в маске и в том костюме. Как вы думаете, зачем он надел его?

— Кэти полагала, потому что Доротея боготворила его в то время, когда он одевался подобным образом. И бывало, они флиртовали друг с другом с помощью этой маски. Он хотел, чтобы она вспомнила то время. Он хотел, чтобы она с ним убежала. Чего бы она никогда не сделала.

— Однако кто-то прошел вдоль холма и застрелил его. Не моя мать. Это я помню очень хорошо. Я знаю, что это была не Доротея.

Я услышала какой-то приглушенный звук позади себя и, повернувшись в кресле, увидела, что там стоит Кларита. Она была в ярости.

— Конечно же, это была Доро. Я видела это собственными глазами…

Я встала и посмотрела ей в лицо.

— Нет, вы ничего не видели, тетя Кларита. Я многое сегодня узнала, когда возвращалась домой. Пол видел вас за домом. Вы никак не могли быть вблизи того окна, когда это все случилось.

Хуан резко перекинулся через письменный стол и схватил меня за руку.

— Что ты говоришь? Что ты имеешь в виду?

Кларита снова приглушенно вскрикнула, закрыла лицо руками и выскочила из комнаты. Хуан силою усадил меня на место.

— Ты все сама объяснишь, — сказал он.

Я повторила то, что Сильвия сообщила нам в машине: Хуан слушал меня с ошеломленным лицом.

— Все эти годы я верил ей, — сказал он. — Почему она лгала — если она лгала. Почему?

— Я полагаю, чтобы кого-то защитить, — сказала я.

С величайшим трудом он поднялся и выпустил мою руку.

— Иди и найди ее. Приведи ее ко мне, Аманда. А затем оставь нас одних.

Он забыл о Гэвине, и я с облегчением убежала. Все гостиные были пусты, и я отправилась в направлении спален. Я постучалась в дверь Клариты и, когда она не ответила, открыла дверь комнаты. Она распласталась на кровати, и я было подумала, что она рыдает. Но когда я произнесла ее имя, она села и посмотрела на меня чужими, разъяренными глазами.

— Чего ты хочешь? Не достаточно ли разрушений ты сделала за один день?

— Ваш отец желает вас видеть. Он сказал, что я немедленно должна отвести вас к нему.

Она махнула рукой, отпуская меня.

— Я пойду к нему. Нет нужды доставлять меня туда.

Так как я очень хорошо знала, что когда Хуан отдает приказания, то требует их точного выполнения, то осталась стоять там, где стояла. Через минуту она поднялась с кровати и подошла ко мне.

— Почему вы лгали? — мягко спросила я ее. — Кто же шел в тот день вдоль холма?

На какое-то мгновение мне показалось, что она собирается ударить меня: ее тонкая рука со сверкающими на ней кольцами взметнулась, но так как я не сдвинулась с места, то, почти достигнув моего лица, она вернулась обратно.

— Ты такая же, как твоя мать, — прошептала она. — Просишь, чтобы тебя убили.

Затем она оттолкнула меня и вышла из комнаты. Я прошла за ней до лестницы на балкон и наблюдала до тех пор, пока она не вошла в кабинет своего отца. Когда дверь закрылась, я влетела в свою комнату и приготовилась ко сну.

Я была более чем напугана. Угол, в который я загнала себя, казалось, становится все уже и уже. Скоро мне оттуда будет не выбраться. Раздеваясь и забираясь под одеяло, я действовала совершенно автоматически. Гэвин казался мне таким далеким.

В ту ночь я проснулась от сновидений. Нет, мне приснилось не дерево, но сон был такой яркий, такой ужасный, что я села в постели и включила лампу. Мои маленькие часы показывали полчетвертого. Я попыталась припомнить детали, но они уже растаяли. Что-то, связанное с собакой. Что-то очень страшное, связанное с собакой. Но в этом доме не было собаки. И у меня самой не было собаки с того самого времени, как я ребенком жила в доме моей тетушки в Нью Хемпшире.

Я выскользнула из постели и подошла к окну, из которого был виден двор. Обычное ночное освещение позволяло разглядеть бледные отблески на кирпичной стене и красной крыше, но не было заметно ни малейшего движения.

И тут я вспомнила.

Конечно. Она тоже участвовала в моем кошмаре. Мне приснился портрет доньи Инес с собакой. Она была причиной этого сна: то, что я снова увидела картину, растревожило меня. Но что именно было связано с собакой? Это было что-то очень страшное. Я не могла вспомнить.

Я подошла к другому окну и стояла, овеваемая прохладным ветром. Лунный свет лился на снежные вершины. Самые плохие — это ночные часы. Они всегда наполнены тоской одиночества. Это время, когда меня покидает уверенность и я прихожу к мысли, что моя жизнь уже никогда не наладится. А сейчас что-то темное и неясное угрожает мне, и снова мне вспомнились слова Клариты.

— Просишь, чтобы тебя убили, — сказала она.

Но я не хочу, чтобы меня убивали. Я хочу жить — и моя мать тоже хотела жить. Потому что теперь есть Гэвин. Но дороги назад уже не было: я зашла слишком далеко и опасность таилась всюду. Я постараюсь пережить ее.

Тьма вопросов одолевала меня. Где в действительности был Пол в тот момент, когда умер Керк? Где