Она резко переменила тему разговора, разглядывая мою картину.

— Жаль, что я не могу изобразить ничего подобного.

— Рисовать может любой, — ответила я избитой фразой.

— Не думаю, что это так, — Элеанора немного отошла, чтобы лучше оценить картину. — Все равно не получится, как у тебя. Или как у тех художников, которые писали для коллекции Хуана.

Я рассмеялась и взяла на кисть немного желтой краски.

— Не упоминай меня в этом ряду. Едва ли я достигла их мастерства.

— Не скромничай! Я не умею рисовать, но благодаря Хуану видела за свою жизнь очень много картин. Я не думала, что ты так хорошо рисуешь.

С кисточкой в руке, я обернулась и с удивлением посмотрела на нее. Ее светлые волосы были перехвачены голубой лентой на затылке, челка слегка взъерошена, на лице не было никакой косметики, наверное, поэтому оно выглядело удивительно молодым и наивным. Я никогда раньше ее такой не видела и инстинктивно насторожилась. Когда Кордова решают выглядеть безоружными, у них это получается крайне убедительно.

— Ты не возражаешь, если я останусь понаблюдать? — спросила она и, не ожидая моего согласия, присела на сухую траву у дороги. Я снова вернулась к работе, надеясь на то, что ей скоро это надоест и она уйдет. Но ей явно хотелось поговорить, и, хотя я ничем не поддерживала беседу, она очень дружелюбно обратилась ко мне так, как будто бы мы были лучшими друзьями.

— Я поняла, что вы ездили вчера на ранчо. Рассказал ли Гэвин тебе что-нибудь об этом месте?

— Немного, — ответила я.

— Оно раньше принадлежало отцу Хуана — Ан-тонио Кордова, нашему прадедушке. Ему следовало быть испанским доном. Он всегда говорил, что Испания — его родина и что Севилья, а не Мадрид — историческая столица Америки, так как именно оттуда отправлялись путешественники и миссионеры.

Имя прадедушки я услышала впервые.

— А ты знала Антонио Кордова?

— Он умер до того, как я родилась. Но я слышала о нем на протяжении всей своей жизни. Кларита частенько рассказывала мне о своем дедушке. Он сильно разгневался, когда его сын женился на англичанке — нашей бабушке Кэти — и отправился в Санта-Фе, чтобы начать собирать коллекцию. Кларита говорит, что Хуану пришлось очень много сделать, чтобы доказать отцу свою правоту. Ужасно, что Антонио умер до того, как «Кордова» прославилась. Ты была в магазине вчера, не так ли?

— Да, все это очень впечатляет, — я попыталась сконцентрироваться на своей картине. Несмотря на присутствие Элеаноры, пейзаж получался достаточно хорошо.

— Когда-нибудь «Кордова» будет принадлежать мне, — сказала она, и в ее словах послышался вызов, как будто бы она ожидала, что я начну возражать.

Я не попалась на эту удочку.

— Да, на тебя ляжет большая ответственность. Хорошо, если Гэвин будет управлять ею и закупать картины.

Она подпрыгнула и немного отскочила в сторону, затем снова повернулась ко мне, раздавив каблуком ком земли.

— Не будем говорить о Гэвине.

Я пожала плечами и продолжила работу.

Через какое-то время она попыталась сделать еще одну попытку нападения.

— Кларита говорит, что ты нашла эту старую бирюзовую маску на ранчо и привезла ее домой. Зачем?

— Потому что я помню ее. Она связана у меня с тем… с тем, что случилось.

Она прямо-таки засветилась.

— Очаровательно! Полу захочется узнать об этом. Что же она заставила тебя вспомнить?

— Ничего. Кроме того, что я была напугана. Сильвия говорит, что когда они все были детьми, то, надев маску, часто играли на ранчо в жмурки.

— Да, Кларита говорила мне об этом. Однажды, когда маску надел Керк, он схватил Доро, сорвал маску и поцеловал ее. Кларита это видела и продолжала злиться даже тогда, когда рассказывала мне эту историю. В то время ей самой нравился Керк, и ее очень возмущало то, что ему больше нравилась Доро. Конечно же, позже она преодолела это чувство. Он не стал ее единственной любовью.

— А кто?

— Разве ты не знаешь? — интригующе спросила она. Я не собиралась играть ни в какие игры.

— Во всяком случае, кончилось тем, что моя мать влюбилась в Уильяма Остина, — напомнила я ей.

— Но Кларита рассказывает эту историю по-другому. Она думает, что Доро все еще любила Керка, когда тот вернулся через много лет.

Я больше ничего не сказала. Мне не хотелось обсуждать все это с Элеанорой, и я не знала, почему она вообще об этом заговорила.

— Когда Гэвин вез тебя на ранчо, вы ехали через Мадрид? — спросила она. Как все здесь, в названии города она сделала ударение на первый слог.

— Я не знаю. А что?

— Возможно, он вез тебя по другой дороге. Ты бы знала, если бы вы ехали через Мадрид. Сейчас это город привидений, хотя когда-то он был оживленным промышленным центром. Корни Кордова оттуда. Тебе было бы там что порисовать. Если хочешь, я как-нибудь отвезу тебя туда.

— Благодарю, — сказала я и посмотрела ей прямо в глаза. — Почему ты сегодня ко мне лучше стала относиться? Вчера ты была страшно разгневана.

— Как ты подозрительна, Аманда! — Элеанора невинно посмотрела на меня своими фиолетовыми глазами, но этот ее взгляд меня ни в чем не убедил. — Мы ведь двоюродные сестры, не правда ли? Ведь мы познакомились не сегодня?

— Как ты думаешь, кто воспользовался кнутом в патио? — Я задала ей ее же собственный вопрос, и она вздрогнула.

Секунду она смотрела на меня. Я продолжала:

— Пол говорит, что кое-что еще исчезло из группы с кающимися грешниками.

— Я знаю. Он сказал мне тоже. Но я не понимаю, зачем кому-либо надо было нападать на дедушку!

— Я и не думаю, что это было кому-нибудь нужно. Охотились на меня. Его ударили, так как он оказался на чьем-то пути.

Она холодно посмотрела на меня, вся ее дружелюбность враз куда-то улетучилась.

— Тогда на твоем месте, Аманда, я бы очень испугалась.

— Почему? Потому что я подошла слишком близко к раскрытию тайны?

— Разве?

И я сказала ей — сказала, что я вспомнила: в тот день, когда моя мать ходила встречаться с Керком, там было три человека, а не два, как заявила Кларита и чему все поверили.

Она жадно выслушала меня, но ее заинтересованность показалась мне неестественной. Но я знала, что должна была сказать ей это. Конечно же, она расскажет всем. Она скажет Полу и, возможно, Кларите. Может быть, она даже скажет об этом дедушке. В результате я окажусь в еще большей опасности, чем когда-либо. Но это был единственный способ узнать, кто же был этой третьей фигурой.

Она еще раз посмотрела с наигранным интересом на мою картину и затем, сказав обычное hasta la vista, направилась к дому. И хотя было еще не поздно, казалось, что солнце уже не светит так ярко, а воздух стал немного прохладнее.

Я слегка прошлась, давая отдых усталым пальцам. Затем села на кирпичную кладку, съела сэндвич и отпила немного из термоса. Идти обратно в дом означало бы испортить себе настроение больше, чем это удалось сделать Элеаноре, поэтому я вернулась к работе и полностью отдалась ей.

Но все-таки что-то снова подтолкнуло меня к мыслям о Кордова. Несмотря на то, что я была поглощена работой и у меня кое-что уже получалось, мысль о сегодняшней ночи и о том, что я обещала дедушке, не покидала меня, как я ни старалась отогнать ее. Его план мне не нравился, и я очень жалела, что согласилась делать то, что мне было явно не по душе. Я снова позволила ему подчинить себя. Вернувшись в дом, я просто-напросто скажу ему, что передумала. Я уже и так больше не чувствовала себя в безопасности