Может, зайдете ко мне и расскажете, что вы думаете о гуманоидах? — спросил юноша.

Форестер все еще опасался высказывать вслух то, что думает о гуманоидах, но сразу же принял предложение. Потрясенный всем происшедшим и не избавленный до конца от своих подозрений, доктор продолжал размышлять над великой проблемой: если Фрэнк Айронсмит не гуманоид, то что же он такое?

Они медленно поднимались по тропинке к старой деревянной постройке — Айронсмит вел велосипед за руль, а Форестер молча шел впереди своих конвоиров. Подойдя к дверям, доктор с горечью заметил, что на них сохранились старые медные ручки. Он немного задержался на пороге, с растущим изумлением оглядывая комнату. Старые, увешанные книжными полками стены сохранили уютный оазис обычного рабочего беспорядка среди сверкающей новизной стерильной пустыни, созданной гуманоидами. Потертая мебель явно нуждалась в чистке. Окурки сигар валялись прямо на полу. На большом столе лежали такие опасные предметы, как тяжелое пресс-папье, острый нож для вскрытия конвертов, длинные ножницы и прочие вещи, позволявшие думать, что Айронсмит продолжает работать.

Улыбающийся математик открыл новый серебряный ящичек для сигар и предложил Форестеру:

— Будете курить? Знаете, раньше я не мог позволить себе сигары, но теперь гуманоиды снабжают меня ими в любом количестве.

Форестер возмущенно посмотрел на машины позади себя.

— Спасибо. Но они не позволят мне курить.

— Что ж, им виднее.

Извиняясь, Айронсмит закрыл ящик, но оттуда продолжал течь аромат, вызывающий у доктора страстное желание закурить. Он уселся в старое кресло и замер, стараясь не смотреть в сторону андроидов. Он отчаянно желал попросить у Айронсмита помощи для уничтожения Крыла IV и освобождения человечества, но не мог говорить все, как есть, при гуманоидах. Он боялся даже спросить, каким образом Айронсмиту удалось получить особые привилегии и жить по-прежнему. Кивнув в сторону грифельной доски, доктор спросил:

— Все еще работаете?

Молодой человек лениво развалился в большом потертом кресле, возле которого стоял столик с шахматной партией, оставленной в самом разгаре.

— Не то чтобы по-настоящему работаю — так, развиваю кое-какие идеи, на которые раньше не хватало времени. Гуманоиды взяли на себя всю черновую математическую работу, но оставили мне старые машины в компьютерном отделе, если мне вдруг захочется решить что-нибудь самостоятельно.

Форестер ощутил острый укол зависти.

— Как вам удалось уговорить их? Мне они заявили, что научные изыскания слишком опасны, а трудовая деятельность и вовсе не нужна.

Айронсмит спокойно ответил:

— Но процесс мышления не нарушает Основную Директиву. Мне кажется, людям необходимо думать. Раньше у нас не было времени на размышления. Мы были слишком заняты, управляя машинами, пока сами машины не пришли освободить нас. — Математик задумчиво приподнял черного ферзя.

— Освободить? Освободить для чего? — Доктор уныло посмотрел на своих стражей.

— Чтобы жить, я думаю, — мягко произнес Айронсмит. — Взять хотя бы меня — я был чем-то вроде живой вычислительной машины. Вся моя энергия уходила на решение задач для разных военных разработок. Теперь у меня есть время подумать о настоящем предназначении математики. Есть время развивать свои идеи…

Его честные серые глаза смотрели сквозь черного ферзя, а голос вдруг стал резким.

— Простите, Форестер, но у меня назначена важная встреча, — он поставил ферзя на прежнее место и выпрямился в кресле. — Надеюсь, у вас все будет в порядке, если вы научитесь доверять гуманоидам. Помните, что их Основная Директива гласит — «Служить и подчиняться, охранять людей от опасности». Они не могут никому навредить.

Форестер неохотно поднялся на ноги, стараясь не смотреть на гуманоидов. Глубоко вздохнув, он возразил:

— Но их наркотик! Я не хочу его, для меня это смерть! Смерть моего мозга!

— Думаю, что вы преувеличиваете. Для тех, кто не смог обрести счастье другим путем, эйфорид, возможно, наилучшее решение всех проблем, — Айронсмит улыбнулся и вопрошающе поднял голову.

Доктор молча пожал протянутую руку бывшего клерка.

Математик добавил:

— Вы легко можете избежать такой участи, если сами захотите. Все, что нужно для этого, — просто принять гуманоидов и научиться жить согласно Основной Директиве. Конечно, у вас не будет лабораторий, но всегда остается возможность продолжать исследования мысленно.

— Каким же образом? — вяло поинтересовался Форестер.

Айронсмит снова посмотрел на шахматную доску и ответил:

— Мы поговорим об этом позднее. А сейчас меня ждут. Но я действительно хочу помочь вам принять гуманоидов. В самом деле, Форестер, они же открыли новую эру нашей цивилизации. Вы скоро сами это поймете, а я помогу вам.

Форестер неуверенно покачал головой.

— Вы сделаете это, когда познакомитесь с ними поближе. Напрасно вы пытаетесь уличить их в хитрости — они просто не способны хитрить. Ни одна машина не способна. Гуманоиды просто выполняют то, ради чего их создал старина Уоррен Мэнсфилд — и у него, смею думать, очень неплохо получилось.

— Неужели? — не сдержал протестующего возгласа Форестер, на миг забыв о машинах за своей спиной. Айронсмит мрачно посмотрел на шахматную доску, и гуманоиды приблизились к доктору, словно предлагая ему покинуть комнату. Форестер старался унять дрожь.

— Надеюсь, мы встретимся позже? — сердечно поинтересовался Айронсмит. — Приходите сегодня ко мне на ужин.

— Спасибо. Буду рад, — ответил Форестер без всяких эмоций.

Стало очевидно, что Айронсмит никогда не станет его союзником. Он всегда симпатизировал гуманоидам и теперь всячески оправдывал их деятельность. Каков бы ни был секрет его абсолютной свободы и полной лояльности машинам — теперь математик представлял собой большую опасность, чем любая из них.

— Ну тогда до вечера. Мы отправимся на побережье — там гуманоиды построили для меня новое жилье, хотя я и здесь чувствую себя отлично, — сказал Айронсмит на прощание.

Приветливо взглянув на доктора, бывший клерк изящно распахнул дверь перед Форестером. Доктору не хотелось покидать жилище, хранившее отпечаток прежней жизни. Он медленно обернулся назад, чтобы кинуть последний взгляд на комнату. Шахматные фигуры застыли в ожидании, и Форестер задал себе вопрос, кто же является партнером Айронсмита по игре.

Покинув уютную комнату клерка, доктор снова очутился в мире незнакомых вещей. Паника овладела им, когда с высоты холма открылся вид на изменившиеся ландшафты Стармонта. Доктор невольно кинул взгляд в сторону небольшой усадьбы, на месте которой прежде стояла старая бетонная башня, скрывавшая тайну проекта «Молния».

Исследовательского центра больше не существовало, но может быть, под янтарной виллой все еще скрывалась потайная лаборатория. Форестер боялся допустить даже мысль о том, что гуманоиды добрались до скрытой шахты и заполучили ракеты. Он стоял возле своих стражей, боясь выдать охватившее его волнение, и старался не смотреть в сторону укрытия. Но гуманоиды каким-то образом распознали перемену в его настроении, потому что мелодичный голос за спиной доктора произнес:

— Клэй Форестер, почему вы несчастливы?

— Я вполне счастлив! Уверяю вас, — Форестер почувствовал, как у него пересохло в горле. — Просто, если все вокруг меняется, человеку нужно время, чтобы осмыслить это.

— Размышление не делает человека счастливее, — возразила машина. — Но мы можем решить любую проблему…

Форестер старался не слушать бесконечного воркования гуманоида. Его единственной проблемой была невозможность остаться наедине с собой, чтобы проникнуть в скрытую шахту и запустить уже наведенные