останавливаясь, побежал дальше, к высокому забору, огораживающему Танк. Если дед и заметил, как Алек пролез в дыру в заборе, то виду не подал.

За забором Алек на минуту остановился и, как всегда, обвел взглядом свои владения, поросшие сорной травой и кустарником. Заходящее солнце сверкало, отражаясь в уцелевших стеклах башенного крана. Поросшие плющом стены отбрасывали длинные тени. Алек направился к каналу, но тут вспомнил, что произошло по дороге домой. Придется пройти по порталу и влезть в кабину через окно.

Правда, сегодня не везет и отправляться Дорогой Славы рискованно, но времени на поиски новой доски для мостика у Алека не было. Он свернул направо и побежал к порталу.

Взобраться вверх по железной лестнице было не так уж трудно: настоящие трудности начались, когда Алек добрался до балки, по которой предстояло пройти на высоте 15 метров над каналом. Один неверный шаг — и поминай как звали. Самым надежным (но и самым медленным) способом было сесть на балку верхом и продвигаться вперед сантиметр за сантиметром. Самым быстрым (но и самым рискованным) — пройти по узкой балке, держа равновесие на манер канатоходца. Алек избрал средний путь: скорчившись в три погибели, он пополз по балке. На полдороге Алеку стало легче: тут, рядом, проходила балка соседнего крана.

И вот он на другой стороне! В кабину Алек влез через разбитое окно. Сперва он поставил ногу на рычаг, потом на барабан с намотанной на него цепью, спрыгнул на пол и огляделся. Здесь он чувствовал себя хозяином. Через разбитое пыльное стекло он посмотрел на канал. Потом взялся за рычаг и потянул.

Каждую субботу он чистил механизм и смазывал его маслом. Кран заработал: цепь с грохотом поползла по шкиву, укрепленному на конце стрелы, и поехала вниз. Алек нажал на тормоз, и цепь повисла над самой водой. Потом он наклонился к барабану, взялся за ручку и подтянул цепь наверх.

По-разному можно играть с цепью: можно вообразить, будто нагружаешь корабль или спасаешь команду с затонувшей подводной лодки, или добываешь сокровища из алмазного рудника, или меняешь защитные свинцовые экраны в атомном реакторе…

Алек уселся на стол и поглядел в окно. Теперь можно приняться за пивную банку и разгадать ее тайну.

— Вопрос не в том, Уотсон, почему банка пустая. Вопрос в том, почему она запечатана.

— Поразительно, Холмс…[4] то есть, простите, Боуден! Но где же разгадка?

— В банке! Давайте-ка откроем ее, молодой человек!

Алек вытащил банку и принялся ее разглядывать. Потом поднес ее к уху.

Потрясающе! Все тот же шум: не то кто-то сопит, не то храпит… С ума сойти! Алек тряхнул банку, и шум прекратился.

Он подцепил ногтем колечко на крышке банки и потянул. Кольцо не поддавалось. Тогда Алек соскочил со стола, поставил банку на пол и, прижав ее рукой, резко дернул.

Раздался свист. Из банки, как из реактивного самолета, вырвалась мощная воздушная струя, и прогремел голос:

— АЛЕК!

— Алек!

Алек спрыгнул со стола и недоуменно оглянулся. Открытая банка каталась по полу и позвякивала, но вокруг никого не было.

— Кто сказал «Алек»? — прошептал мальчик.

Молчание. На этот раз Алек спросил громче:

— Кто тут?

Молчание.

Алек осторожно подобрал банку и встряхнул ее. Ни звука. Но ведь кто-то только что произнес его имя, кто-то только что ревел, как реактивный самолет! До сих пор в ушах звенит… Алек на цыпочках подкрался к двери и распахнул ее, осмотрел шаткую лестницу, глянул на развалины главного корпуса. Никого… Затворив скрипучую дверь, он вернулся к столу и еще раз посмотрел на стоявшую перед ним загадочную банку.

— Я, должно быть, совсем свихнулся. Меня сломили мои несчастья. Крикнул кто-то «Алек» или мне только померещилось?

— А, инглизи уалад. Ты англиски?

Алек отскочил от банки — именно из нее раздавался голос. Было страшно, почти так же страшно, как во время школьной линейки, когда мистер Картрайт заводит свою вечную песню про то, как он «кое-кому покажет, где раки зимуют».

— Я англичанин. А вы кто такой? — беспокойно спросил Алек.

— Я раб лампы… нет, кувшина… нет, тарелки… Сам не знаю, чей я раб, — промолвил гулкий голос.

— Эй, да где же вы? — закричал Алек.

— Тут я, тут. Эх, ч-ч-черт, не повезло! — произнес голос и икнул.

— Теперь все ясно. Вы пьяны.

— Увы мне, увы! Клянусь бородой пророка, я пьян! — Голос опять замолк, а потом перешел на неизвестный Алеку язык.

— Вы вовсе не раб лампы. Вы — раб банки, пивной банки! — воскликнул Алек и в восторге добавил: — Знаете что, вылезайте. Вам сразу полегчает. И голос у вас будет человеческий.

Раздался свист, хлопок, и голос опять икнул.

— Шукран язилан. Вассалам, эфенди.

— Каким еще ослам? — спросил Алек, включаясь в игру, но еще не зная ее правил.

После такого злосчастного дня — и это какое-никакое, а развлечение.

— Не ослам, эфенди, а тебе, эфенди. «Вассалам, эфенди» значит: «Привет тебе, учитель».

Пожалуйста, не зовите меня учителем, — попросил Алек. — С меня их и в школе достаточно. И потом, — сообразил он, — вы ведь уже знаете, как меня зовут. Продолжайте, пожалуйста, в том же духе, без церемоний.

— Разве я знаю, как тебя зовут? — удивился голос.

— Конечно. Когда я открыл банку, вы сразу сказали «Алек».

Голос захихикал:

— Да не «Алек» вовсе! Я сказал «Салам АЛЕЙКУМ». Мир тебе!

— Очень мило с вашей стороны, — ответил Алек. — Как раз мир мне сейчас просто позарез нужен.

— Да сгинут твои враги, да будет обилен твой урожай, да умножится число твоих верблюдов! Да живет твоя старшая жена в согласии с твоими младшими женами!

— Большое спасибо. Как ты сказал? Шукран язилан. Но только у меня другие заботы, — вздохнул Алек.

— Поведай мне о них, о повелитель, и они развеются, как пыль под ветром хамсин!

— Слушайте! — обрадовался Алек. — Вы-то мне и нужны. Только, пожалуйста, зовите меня не повелителем, а Алеком. Да, кстати, а вас как зовут? И как вас угораздило попасть в пивную банку?

Наступило молчание, потом раздался вздох:

— Если мой повелитель… Алек… готов мне внимать, я начну.

Алек сел на стол.

— Узнай же, о Алек, что зовут меня Абу Салем, джинн третьего класса, что служил я при дворах Багдада, Дамаска и Каира и что был я одним из рабов лампы…

— Но, Абу, — перебил его Алек, — я читал, что у лампы был только один раб.

— Да, так было во времена султана Аладдина. Но на этом история не кончается, ибо, когда Аладдин стал султаном и богатейшим из смертных, злой чародей решил ему отомстить. Силой волшебства сотворил он сотни маленьких ламп, и в каждой из них сидел джинн третьего класса. Эти лампы чародей раздал жителям города.

Люди бросили работать и с помощью ламп добывали себе золото, яства и одежды — кому что пожелается. Вскоре все царство подражало султану Аладдину. Золота стало так много, что никого оно больше не занимало: из него мастерили ведра и корыта. Аладдин прогневался и, думая, что весь свет смеется над ним, послал воинов отобрать у людей лампы и переплавить их.