колется. Так бывает, когда вы перебираетесь на коньках по тонкому льду. А вода под вами очень глубока, и вы слышите, как лед под вами начинает трещать. Вы стараетесь как бы уменьшить свой вес одной только силой воли, задерживаете дыхание и молитесь: “Пусть он «не проломится! Пусть не проломится!»

Сэм медленно поднял ружье, и я почувствовал, как лед подо всеми нами начинает ломаться. Однако он поставил ружье в угол, повернулся ко мне лицом, и из глаз его ушла жажда убийства. В них появилась какая-то боль, острая и стыдная боль, которую он не мог скрыть.

— Сэм, — сказал я спокойно и положил руку на его плечо, — выйдем на минуту!

Он молча кивнул, и мы вышли, оставив Ли ругаться у нас за спиной. Но перед тем как выйти, я вынул из ружья патроны и прихватил с собой также те, что лежали у Ли в кармане.

— Прости, Сэм. Мне чертовски жаль, — проговорил я, когда мы медленно отходили от амбара.

Я понимал, как тщетно извиняться в подобном случае. Сэм молчал, и я боялся, что он не ответит, но он сказал:

— Ладно, Боб. Это ничего не значит. Он просто пьян.

В глазах его все еще оставалась эта ужасная боль, и руки его дрожали. Наверняка он думал сейчас о том, как близок был к убийству человека.

— Я постараюсь увезти его отсюда. Но лучше всего дать ему еще выпить, и он заснет.

— Ему вообще нельзя пить. Боб.

— Я знаю.

— Это на него плохо действует.

— Я знаю.

— С этим парнем когда-нибудь произойдет что-нибудь ужасное. — Сэм произнес это тихо, и в его голосе звучало сожаление.

— Я знаю это, Сэм. — Даже самому себе я впервые признался, что понимаю это. Я опустил глаза и бесцельно пихнул ногой кусок дубовой коры.

— Ты скажи ему от моего имени, что я больше не буду ему продавать.

— Я скажу.

— Ему вообще никогда не надо больше пить. И кроме того, мне не хотелось бы, чтобы он снова сюда приходил.

Я промолчал. Сэм постоял какое-то время в замешательстве, а затем пошел прочь, сказав, что ему пора кормить скотину. Я глядел ему вслед и думал, что он настоящий мужчина. Если бы это было иначе, мой брат сейчас лежал бы в амбаре с кишками, разбросанными поверх семидесяти бушелей кукурузы.

— О, Сэм, — позвал я, — я знаю, что прошу очень многого, но не подбросишь ли ты нас до трассы к нашей машине? Я хочу сказать, что, когда он совсем отключится, я перенесу его.

— Хорошо, я сделаю это для тебя. Боб, — проговорил Сэм несколько неуверенно, — но моей машины здесь нет. Один из ребят Раккер повез на ней мать и двух маленьких в город. Здесь осталась его машина, но это просто развалюха. Она может перевезти только двоих.

Я вернулся в амбар с кукурузой. Ли сидел на прежнем месте. У него был мертвый, пустой взгляд сильно пьяного человека.

— А, вот и мой красавец братец! — Он произнес “красавец” так, что я мог лишь догадываться, что он имел в виду. Он начал снова цепляться к моей внешности.

— Ты на этот раз действительно устроил черт знает что, — вспылил я.

— Иисусе, но ты просто глупый ублюдок! Да уж, разговаривать с ним сейчас — это все равно что кататься на карусели.

— Сэм не может отвезти нас до машины. Все, что у него сейчас есть, — это маленькая полуигрушечная машинка.

— Я сказал ему, что ее уже раздевали! Любой разговор был бессмысленен. Мы продолжали снова и снова крутить одну и ту же пластинку.

— Давай что-нибудь решать!

— Иди ты к черту!

Я вспомнил про утро, когда все было так прекрасно. Старый Майк упрямо занимался поиском птиц, и Ли был самим собой, и вообще все было великолепно. Черт побери, в очередной раз подумал я.

— Почему бы тебе не выпить еще? Хорошо, если бы он выпил еще и отключился.

— Ты хочешь меня напоить, чтобы получить это самому?

Просто смешно, как пьяные могут сосредоточить свои мысли только на одном.

Но он все же сделал глоток. Когда он поставил почти пустую банку, она опрокинулась и остаток самогона вылился через щель в полу. Он снова улегся на кукурузу и закрыл глаза.

— Лошади, — пробормотал он. Я сел и вынул сигарету.

— Что ты там о лошадях?

Не знаю, слышал он меня или нет. Казалось, что он спал, но время от времени он тупо повторял:

— Шарон любила лошадей. Лошадь — благородное животное!

Я сидел, задумчиво куря сигарету, стараясь быть осторожным, чтобы огонь не попал на сухую кукурузу.

— Бедная Шарон. Всегда умела словчить. Умела проявить сноровку.

— Кто? Лошадь?

Право, великолепная беседа, подумал я.

— Нет.

Он замолчал, а я сидел и смотрел на него минут пять. Он не шевелился. Это случилось быстрее, чем я ожидал. Обычно он не отключался так быстро. Но ведь прошло немногим более полутора часов, и он выпил за это время почти кварту самогона. Я вышел и нашел Сэма.

— Он заснул, — сообщил я, — отключился. Сэм кивнул.

— Я пойду на шоссе за машиной, а потом вернусь за Ли.

— Это далеко, — произнес Сэм задумчиво, — три или четыре мили.

Он молча направился к кукурузному амбару. Я последовал за ним. Он открыл дверь и взглянул на Ли, который храпел, разинув рот. В облике его было что-то странное, но я никак не мог понять, что именно.

— Я отвезу тебя к твоей машине. Боб, — сказал Сэм. — Туда слишком далеко идти пешком.

— Это будет прекрасно, Сэм. Я очень тебе благодарен.

Он вывел машину из гаража и завел ее ручкой. Я влез в нее вместе с ним, и мы выехали на дорогу. Уже оказавшись за проволочными воротами, я увидел Анджелину, выходившую из дома с ведром молока.

Машина, на которой мы ехали, представляла собой просто колеса со старым мягким сиденьем, брошенным на бензиновый бак. Это был очень старый “форд”, без крыльев и капота. Только главные части. Теперь понятно, что имел в виду Сэм, говоря, что не сможет погрузить туда отключившегося пьяного Ли. Места хватало только для нас двоих.

Не знаю, почему эта мысль не пришла мне в голову раньше. Может быть, я просто не был чересчур сообразительным, особенно после того, что пришлось сегодня пережить. Как бы то ни было, но только после того, как мы доехали до “бьюика” и Сэм повернул назад, у меня возникло ужасное подозрение. Ли слишком быстро и слишком легко отключился.

Я проклял хитрость пьяного, зациклившегося на одной мысли. Он все правильно рассчитал. Сэму ничего не оставалось, как спокойно везти меня к машине. И Ли оставался наконец наедине с девушкой. И тут-то я понял, что было странным в его облике. Он лежал, повернув голову набок, открыв рот. Впервые я видел пьяного, который спал бы так и слюна не текла бы у него из угла рта.

К тому моменту, когда я просчитал все возможные варианты, моя машина набрала скорость пятьдесят миль. Я обогнал Сэма, ехавшего так, будто у него сломана ось. С протяжным скрипом, подняв облако пыли, я резко свернул с шоссе на дорогу, ведущую к дому Сэма. Проносясь на гребне холма среди сосен, я молился, чтобы никто не попался мне навстречу. Ему бы несдобровать. Но на дороге, к счастью, никого не было. Перед въездом в усадьбу Сэма я изо всех сил нажал на гудок. Пронесясь через ворота и остановившись перед домом, я увидел, как девчонка промчалась из кукурузного амбара в дом.

Даже не взглянув на нее, я кинулся к амбару. Завернув за его угол, я чуть было не опрокинул ведро с молоком, брошенное прямо посреди дороги. Проклятая, глупая, сумасшедшая маленькая сучка! Проклятый дурак! Через открытую дверь амбара я слышал, как Ли ползает там, ругаясь, и зовет: