К Залу Свободы Ла Нага вел целый десяток охранников. Во главе конвоя он заметил Букера, в рядах — Стина, хоть была не его смена. По центральному коридору шли под единодушные ободряющие вопли заключенных. А также остальных охранников особого блока.

— Букер сказал, ты считаешь, что кто-то задумал убить тебя, — шепнул Стин на ходу в туннеле, который тянулся под комплексом к потайному входу в Зал. — По-моему, ты спятил, но я все-таки тоже собрался пойти. Нынче кругом полно чокнутых.

Ла Наг только молча кивнул. Вновь возникло фантастическое ощущение, что из Зала Свободы он живым не выйдет. Объяснил его паникой в последний момент — не помогло. Никак невозможно от него отделаться, даже категорически не веря в предчувствия.

Эскорт остановился в маленьком вестибюле, который открывался на сцену в конце огромного зала. Посреди сцены стоял традиционный трон Метепа — похожее на диадему сооружение с центральным столбом высотой в шесть метров. Внизу полукругом стояли пять кресел. Справа, ближе к Ла Нагу, был сооружен импровизированный помост, словно для виселицы.

Все для меня, подумал он.

За головами охранников удавалось лишь мельком разглядеть толпу, которая очень интересовала его. Много людей. Очень много. Даже не верится, что Зал Свободы вместил столько народу. За сценой плещется море людей. Похоже, за стенами зала собрались еще тысячи, тоже стараясь прорваться. И все без конца распевали на разные голоса, с разным акцентом, на разный лад, издавая в конечном итоге неописуемый рев, повторявшийся снова и снова:

— СВОБОДУ РОБИНУ!.. СВОБОДУ РОБИНУ!.. СВОБОДУ РОБИНУ!..

Явившиеся наконец члены Совета Пяти заметно опешили, глядя, как неуправляемая толпа накатывается на вооруженную до зубов имперскую охрану, расставленную кругом в три шеренги, отделяя советников от верноподданных. Последним вошел Хейуорт, причем Ла Нагу показалось, будто главный советник сам как бы находится под стражей. Опасается некой угрозы или хочет избежать публичного суда и свержения? Интересно…

При виде Совета в полном составе толпа удвоила усилия, и песня из двух слов, отражаясь от стен, заполнила зал. А когда торжественно вышел Метеп VII в лучшем церемониальном наряде, специально надетом для видеокамер, которые рассылали изображение миллионам зрителей, не имевшим возможности присутствовать в зале, и начал подниматься на троне, громкость хора утроилась.

Это явно тревожило всех шестерых руководителей Империи, но реагировали они по-разному. Члены Совета были откровенно испуганы, по всему судя страшно желая оказаться сейчас в любом другом месте. Раздраженный, сердитый Метеп VII держался с подобающим имперским величием, принимая крики за личное оскорбление. И был тут абсолютно прав.

Когда трон поднялся на вершину центрального столба, Метеп заговорил. Микрофоны автоматически нацелились на него, и усиленный голос загремел над несметным множеством людей в зале, над окружавшими Зал Свободы толпами, разнесся по близлежащим улицам.

— Требую полной тишины во время судебного разбирательства, — провозгласил он уверенно, властно. Ожидая дальнейшего, люди смолкли. — Каждый присутствующий, неспособный вести себя соответственно важности вставшей перед нами задачи, будет удален из зала. — Метеп бросил грозный взгляд влево. — Введите арестованного.

Как только Ла Нага вывели на помост, толпа заплескалась, накатываясь, словно волны залива под внезапным порывом ветра. Люди протискивались вперед, вытягивали шеи, влезали друг другу на плечи, чтобы взглянуть на человека, проливавшего денежные дожди. Даже державшие в руках оружие имперские охранники, которым было приказано сдерживать массы, умудрялись глянуть через плечо на сцену.

Прозвучали немногочисленные приветственные возгласы, разрозненные требования «свободу Робину», но в основном слышались тихие благоговейные вздохи. Глядя на море лиц, Ла Наг вдруг испытал жуткое экстатическое ликование. Понятно — толпа на его стороне. Но она слишком сильная, неуправляемая… Выйдя из-под контроля, натворит много бед. Отныне все зависит от чистой удачи.

— Арестованный Питер Ла Наг добровольно признал себя преступником, известным под прозвищем Робин Гуд. Сегодня мы его судим за вооруженные ограбления, подстрекательство к бунту и прочие тяжкие государственные преступления.

Толпа отреагировала самопроизвольно: многочисленные крики быстро слились в одно долгое оглушительное «НЕ-Е-ЕТ!».

Огорошенный таким ответом Метеп лишь укоризненно покачал головой, запнувшись только на первом слове:

— П-поскольку речь идет об экстраординарных преступлениях, слушания проводит не обычный суд, а трибунал в составе Метепа VII и членов Совета Пяти, которые по имперским законам в кризисных ситуациях обладают особыми чрезвычайными полномочиями.

— НЕ-Е-ЕТ!

В воздух взметнулись сжатые кулаки.

Метеп вскочил с трона. Ла Наг со своего помоста видел, что правитель пришел в дикую ярость, царственное обличье треснуло, облупилось, слетело.

— Обожаете Робин Гуда? — вскричал он дрожавшим от злости голосом. — Подождите! Чуть-чуть подождите! На сегодняшнем заседании будут представлены неопровержимые доказательства, что так называемый Робин Гуд — агент Земли, враг каждого лояльного жителя внешних миров!

— Не-е-ет! — крикнул зал чуть потише; не потому, что толпа усомнилась, а потому, что многие расхохотались.

— А это, — в голосе Метепа послышалась истерическая нотка, тон поднялся до визга; чувствуя это, люди сразу притихли, — карается смертью!

Если Метеп VII ожидал, что после сего заявления установится тишина, его ждало горькое разочарование. В ответ грянуло «НЕ-Е-ЕТ!» громче и дольше прежнего. И на сей раз народ не ограничился словесным протестом, а двинулся к сцене единой гигантской массой протоплазмы, впервые выбирающейся из первичного океана, скандируя:

— СВОБОДУ РОБИНУ!.. СВОБОДУ РОБИНУ!..

Имперская охрана могла лишь достойно уступить дорогу, размахивая прикладами бластерных ружей перед немыслимой волной людей, непреклонно движущейся вперед, несмотря на всякое сопротивление.

— Призываю к порядку! — завопил Метеп со своего столба. — К порядку! Я прикажу охране стрелять в первого, кто ступит на сцену!

Слыша это, один из охранников попятился к трону над диадемой, взглянул вверх на Метепа, потом на толпу. С откровенным негодованием поднял над головой бластерное ружье, секунду помедлил, а потом швырнул его на пол прямо перед собой.

И тут началось. Словно прорвалась плотина. Через долю секунды другие охранники побросали оружие, не оставив преграды между людьми и сценой. Почти все вместе с прочими тоже пошли вперед, крича: «СВОБОДУ РОБИНУ!»

Толпа вдруг разделилась — одни ринулись к трону Метепа, другие бросились к Ла Нагу. Конечно, на выручку, только он все равно испугался. Дикая, бешеная волна вполне могла нечаянно сбить его с ног, раздавить насмерть.

Однако ничего подобного не случилось. Помост окружили смеющиеся лица, люди, выкрикивая его имя, голыми руками сломали решетки, стащили с эшафота Робин Гуда, вскинули себе на плечи.

В центре сцены разыгрывался гораздо более мрачный спектакль. Другая — рассерженная — половина толпы штурмовала трон. Сами того не заметив, члены Совета Пяти были расшвыряны в разные стороны. Собравшимся нужен был только символ Империи — Метеп VII. Видя, как приближаются обозленные верноподданные, Метеп предусмотрительно заблокировал трон наверху. Попытки спустить его не имели успеха, пока кому-то не пришло в голову расшатать столб.