смазку, оставляя прекрасные четкие отпечатки.
Ла Наг махнул рукой, успокаивая сразу возникший возмущенный гул:
— Не беспокойтесь. Отпечатки принадлежат моему прапрадеду. Он верил в грядущую революцию и хотел в ней участвовать. Поэтому перед смертью просил, чтобы кто-нибудь эти перчатки надел, приступив к действиям, и он мог бы сказать, что тоже приложил руку к свержению Империи.
Полтора десятка мужчин с облегчением посмеялись, быстро, с готовностью погрузились в флитер. Один Ла Наг не испытывал облегчения. Ладони вспотели, боль стреляла от шеи в затылок… Первое открытое выступление должно пройти удачно. Он старательно скрывал опасения, делая вид, будто полностью контролирует ситуацию, демонстрируя уверенность, компетентность, чего сам в себе вовсе не чувствовал.
Флитер вел Йозеф — после высадки Вольных стрелков корабль приведет обратно другой пилот. Флитер выскользнул в ночь через широко открывшиеся двери склада. До городской черты летел медленно, низко, потом поднялся на тридцать метров, где можно набрать скорость, не натыкаясь на кроны деревьев.
— Проекторы у всех в порядке? — спросил Ла Наг, как только флитер разогнался до крейсерской скорости. Сбившиеся в кучку посреди грузового отсека мужчины утвердительно забормотали. — Хорошо. Давайте проверим.
Голографические костюмы представляли собой затейливое изобретение, предназначенное для людей с богатой фантазией, любителей выступать в разнообразных ролях. Наибольшей популярностью пользовались сексуальные модели, которые пришлось соответственно переделать. Стандартный образец включал в себя шесть деталей — две ленты на запястьях, две ленты на щиколотках, пояс и облегающую шапочку. В активированном состоянии они создавали вокруг носителя голографическую световую завесу, под которой он выглядел кем пожелает — мужчиной, женщиной, чертом, любовником. Конечно, в зависимости от введенной в устройство программы.
Костюмы один за другим оживали, люди исчезали, сменяясь тощими, как голодные волки, разбойниками, одетыми в ярко-зеленые кожаные костюмы, в лихо заломленных на макушках шапочках с перьями. Любой современник принял бы мужчин из головного флитера за инопланетян из другой галактики. Особых поправок не требовалось — только у одного члена команды не сработала шапочка, оставив на виду настоящую голову и плечи. Неполадку быстро исправили, приведя его к общему виду.
— Что за дурость!
Успевший выключить свой костюм Брунин мрачно стоял у стены напротив Ла Нага, скалясь сквозь бороду.
— Ничего больше я от тебя и не ждал, — ни секунды не медля, ответил Ла Наг. — Может быть, объяснишься? Еще есть время послушать.
Брунин вразвалку направился к остальным. Хотя фактически командовал толивианец, он до сих пор считал себя непризнанным лидером, выступал в прежней роли крутого безжалостного непреклонного революционера. Раньше удавалось неплохо, почему же сейчас не удастся?
— Мы тут в маскарадных костюмах в игрушки играем, а летим не на бал-маскарад — на реальное дело. За костюмы призов не дадут, охрана мигом нас обнаружит и, чего доброго, разнесет в клочья из бластеров. Мы должны нанести сильный удар, чтобы все хорошенько запомнили. Пускай знают — мы делаем настоящее дело. Пускай по ночам спят при свете. Пусть всегда помнят — мы рядом, готовы к атаке в любую секунду без всякого предупреждения!
— Значит, по-твоему, надо сбросить костюмы, ударив лоб в лоб? — уточнил Ла Наг, на которого ораторские таланты Брунина не произвели впечатления.
— Конечно!
— На каждом судне, за которыми мы сегодня охотимся, стоит множество видеокамер. Как только ступим на борт первого инкассаторского корабля, имперская охрана получит наши изображения. И мы сразу же превратимся в мишень.
— Зачем ступать на борт? — рявкнул Брунин. — Разнесем их в клочья. Потом камеры могут передавать что угодно!
— Люди на кораблях погибнут.
— Имперские лакеи… Так им и надо — у них выбор был. В этот раз проиграют.
— А твой собственный человек на втором корабле? Его тоже в клочья?
— Разумеется, нет! Своего вытащим, остальных разнесем…
Уверенность Брунина заражала. Он предлагал легкое решение, быструю впечатляющую победу. Однако оставил Ла Нагу лазейку.
— Тебе, безусловно, понятно, что твоему человеку — единственному, кто остался в живых, — придется мгновенно пуститься в бега. Каждый имперский охранник примется искать участника убийства своих товарищей. Такой судьбы ты ему желаешь?
Брунин на секунду задумался и за эту секунду лишился внимания слушателей.
Ла Наг продемонстрировал, что обдумал проблему гораздо внимательней, чем оппонент, прежде всего заботясь о жизни охранников инкассаторских кораблей, а заодно и тех, кто во время налета окажется рядом. Однако на том он не успокоился. Надо безоговорочно перетащить людей на свою сторону. Чтобы при вдруг возникшем вопросе о выборе между Питером Ла Нагом и Дэном Брунином все выбрали первого.
— Костюмы предназначены вовсе не для маскарада, — продолжал он, формально обращаясь к Брунину, но по очереди оглядывая всех сидевших во флитере. — Нас не должны узнать — вот главное условие успеха. Если у нас не будет возможности беспрепятственно передвигаться по Трону, ничего хорошего не выйдет. Вдобавок всегда есть вероятность, что одного из нас — или всех — схватят, после чего дальнейшее будет во многом зависеть от нашего обращения нынче с имперской охраной, а также от нашего к ней отношения в будущем. Запомните это. Значит, оставляя живых очевидцев налета, надо маскироваться. А если уж маскироваться, то почему не сделать красноречивый намек?
Он помолчал, чтобы все усвоили мысль. Наметил логическую дорожку в надежде, что с нее никто не собьется. Все уставились на него. Даже Брунин.
— Я не случайно остановился на образе Робин Гуда, благородного разбойника из старых земных легенд, который якобы грабил богатых и раздавал добро бедным. Эта версия отредактирована и одобрена властями, но каждый читающий между строчек видит в Робин Гуде типичного противника налоговой системы. Он действительно грабил богатых, которые случайно поголовно были сборщиками налогов, служившими королю Джону. Он действительно раздавал добро бедным, однако благодетельствовал исключительно тем, кого обобрали те самые сборщики. Попросту возвращал людям их собственные деньги.
Нынче ночью, — продолжал он, понизив тон до заговорщицкого шепота, — мы вновь разыграем старую историю. Метеп — король Джон, мы с вами — Робин Гуд и Вольные стрелки, которые сейчас ограбят самого богатого: имперское Министерство финансов. К рассвету бедные — то есть народ — получат назад свои деньги. — Питер улыбнулся. — Несомненно, намек будет понят.
Все кругом тоже заулыбались. Он задумался, стоит или не стоит разъяснять остальные причины обращения к Робин Гуду. Пожалуй, не время, не место.
Голос Йозефа перебил размышления и заставил принять окончательное решение:
— Мы над посадочной площадкой. Снижаемся.
На Троне настало время уплаты налогов. В течение двух месяцев законопослушные граждане обязаны подсчитать, сколько они задолжали Империи за прошлый год, вычесть из итога уже удержанные деньги и возместить разницу. Империя называет такую налоговую систему «добровольной». Однако не желающих платить штрафуют или заключают в тюрьму.
Население Трона ютится на единственном крупном клочке земли в четыре тысячи километров от берега до берега, на серединном плато которого стоит Примус-Сити. Жители центральных районов отправляют налоги прямо в столицу. Региональные центры доходов собирают награбленные марки вдоль побережья и посылают в центр, в Управление Министерства финансов, где отбраковываются и заменяются старые денежные знаки. После чего остальные исчезают в ненасытной пасти имперской бюрократии.
В данный момент нагруженный деньгами конвой из трех кораблей шел из регионального центра