суматохе, последовавшей за первым посланием. Оно было от доктора Фернандо Валеры, который извещал, что записал его на прием к психологу в Табладилье.
Подъехали Фелипе и Хорхе, те же самые криминалисты, что работали на убийстве Рауля Хименеса, и все они стояли кучкой в ожидании судмедэксперта. Ждать пришлось минут двадцать. Наконец появилась женщина-врач лет тридцати с длинными темными волосами, которые она быстро заправила под белую пластиковую шапочку. Осмотр тела занял у нее меньше пятнадцати минут. Она вышла из мавзолея, мимоходом передала одному из полицейских оброненный Фальконом фонарик и сообщила о результатах осмотра судебному следователю Кальдерону. Она считала, что смерть наступила рано утром в субботу, и так как трупное окоченение было полным, то тело, по всей вероятности, находилось там с выходных. Причиной смерти было удушение, а, судя по характеру отметин на шее, орудием убийства, вероятно, стал отсутствующий чулок. Глубина следа на горле свидетельствовала о том, что убийца набросил удавку сзади и приподнял на ней девушку, так что к его усилиям приложился вес ее собственного тела. Судмедэкспертша пока не могла ничего сказать относительно глаз, пообещав дать окончательное заключение после вскрытия в институте.
Фелипе и Хорхе вошли внутрь мавзолея и обсыпали порошком мобильник и конверт, но отпечатков пальцев на них не оказалось. Они открыли конверт, опылили находившуюся карточку — опять все чисто. Криминалисты передали ее Фалькону, удивленно подняв брови.
Почему суждено сгинуть тем, для кого любовь — отрада?
На обратной стороне карточки стоял ответ:
Потому что они обладают даром совершенного видения.
Фалькон прочел это вслух и осторожно сунул карточку в пакет. Судмедэкспертша совещалась с Кальдероном и его помощником, который делал записи. Рамирес раздумчиво повторил обе фразы.
— Не понимаю, что это значит, — буркнул он. — То есть слова-то понимаю, но… а вы, старший инспектор, понимаете, что это означает?
— Ну… возможно, это ирония, — ответил Фалькон. — Ведь для проституток любовь — не отрада.
Едва произнеся это, он усомнился в своей правоте. Ему вспомнилась застывшая с распростертыми объятиями панда с печальными глазами в спальне Элоисы Гомес, и у него мелькнула мысль, что, возможно, убийца нашел путь и туда.
— А дар совершенного видения?
— Возможно, как вы и сказали, старший инспектор, — вновь вступил в разговор Кальдерон, — эти девушки очень проницательны.
— Чулок, — произнес Фалькон. — Снятый чулок…
— Вероятно, он усыпил девицу хлороформом, чтобы его стащить, — предположил Рамирес.
— Да, очень даже вероятно, — согласился Фалькон, разочарованный тем, что это приземленное объяснение было очень даже правдоподобным. Он-то воображал, что между убийцей и Элоисой Гомес проскочила какая-то искра, возникла близость, и что в момент страстного соития, момент полного психологического раскрепощения, проявилась истинная суть этого чудовища.
— Где ее убили? — спросил Кальдерон. — Должно быть, где-то поблизости, да?
— И ему нужно было на чем-то ее перевезти, — добавил Рамирес.
— Или они пришли сюда вместе, а потом он ее убил и спрятал тело. Тут наверняка нетрудно найти старую садовую тачку, — сказал Фалькон и велел Рамиресу раздобыть снимок девушки и поинтересоваться у привратника, не видел ли он ее. — Нам придется обыскать кладбище.
Рамирес разговаривал по мобильному телефону, обозревая кресты и склепы, заполонившие огромное пространство до далеких пальм и кипарисов у кладбищенских стен. Фалькон обводил взглядом безвкусные цветочные композиции, бесчисленные имена, ряды мертвых истуканов, тянувшихся к голубому небу и перистым облакам.
Санитарная машина ползла по главной аллее с подобающей месту скоростью; из-за тонированного ветрового стекла она казалась безликой и необитаемой.
— Я поговорю с комиссаром Лобо и попрошу выделить людей для обследования кладбища, — сказал Фалькон. Рамирес кивнул, вытянул губами сигарету из пачки и закурил.
— Глаза… — произнес Кальдерон. — Вы думаете, он удалил глаза тоже где-то здесь?
— Один ревнивый муж, которого я несколько лет назад засадил за решетку в Барселоне, убеждал меня, что это не так уж трудно сделать, — заметил Фалькон. — Он наказал так свою неверную жену. По его уверению, глаза просто выскочили у него из-под больших пальцев, как пара птичьих яиц.
Фалькон невольно содрогнулся, повторяя эти слова. Подошли криминалисты. У них уже был готов отчет.
— Он убил ее вне мавзолея и втащил внутрь, — начал докладывать Фелипе. — Дверь слишком узкая, чтобы он мог протиснуться в нее вместе с ношей, поэтому ему пришлось волочить жертву по ступенькам, а потом приподнять и втолкнуть в нишу. Юбка у нее на заду помята и перекошена, оставшийся на ней чулок весь в дырках и зацепках, а задняя часть ляжки и икра голой ноги исцарапаны. Мы нашли множество ворсинок на краю ниши, о который он терся своим пальто, но ни крови, ни слюны, ни спермы нет. И различимых отпечатков ног тоже нет. Но в волосах жертвы мы кое-что обнаружили. Возможно, это облегчит поиски места убийства…
Хорхе протянул им пакет с мешаниной из лепестков роз и хризантем, травяной сечки и листьев.
— Обычный садовый мусор, — пояснил Фелипе, и криминалисты ушли.
Кальдерон подписал
— Эта строчка… «где тени движутся толпой», — сказал он. — Если бы вы боялись теней, неужели вы бы пошли на кладбище… хоть с кем-то, не говоря уже о клиенте? Это вообразить трудно.
— Труднее представить, как можно перебросить труп через эти стены, — заметил Фалькон. — Я думаю, он задурил ей мозги… задурил достаточно сильно, чтобы она открыла ему дверь квартиры Хименеса и пошла с ним на кладбище.
— Девушку убили рано утром в субботу, — сказал Рамирес, закончив разговор по мобильному телефону, — и нам известно, что убийца побывал здесь в то же утро, только чуть позже, на похоронах, где мы его засняли.
— Возможно, он не знал, где находится мавзолей Хименеса, — предположил Фалькон, — но он тоже что-то снимал, так что у него были две причины присутствовать здесь.
— Травяная сечка, — задумчиво проговорил Кальдерон.
— Если он убил ее здесь, то спрятал тело под кучей скошенной травы, вероятно решив, что в выходные никто не будет вывозить садовый мусор. Если же он убил ее в другом месте и перебросил тело через стену, то ему наверняка пришлось везти ее сюда на машине, а надолго бросать машину под стеной кладбища он вряд ли бы захотел.
— Тот спонтанный порыв, о котором вы говорили, доставил ему немало хлопот, — заметил Кальдерон.
— Для него важно развитие темы, и он жаждет продемонстрировать нам свои способности, — ответил Фалькон.
Кальдерон вернулся в здание суда на такси. Фалькон и Рамирес очистили кладбище от посетителей и закрыли его до конца дня. Приехал Лобо еще с одной группой полицейских из двенадцати человек, и к шести часам они уже прочесали все кладбище. Нашелся и черный чулок: он свисал с рукоятки сломанной шпаги в бронзовой руке матадора Франсиско Риверы. Гора скошенной травы, увядших цветов и листьев