На границе он выпил с начальником таможни, любезно сообщившим ему, что в последний месяц британцы отслеживали все немецкие грузы, переправляемые через границу, и ходят даже слухи, что Лиссабон собирается заморозить поставки. Фельзен подарил таможеннику бутылку коньяку и спросил об Абрантеше. Начальник не видел его вот уже неделю.

Под моросящим дождем они направились к югу от границы в Алдея-да-Понту, а оттуда — в Алдея- ду-Бишпу и Фойуш, где низкие, патрулируемые одними только рысями холмы простираются по обе стороны границы. Здесь обитал контрабандист, который должен был на мулах переправлять грузы в случае, если доктор Салазар всерьез вознамерился бы ставить Фельзену палки в колеса.

— Ты переходил когда-нибудь испанскую границу? — спросил Фельзен Алвару Фортеша, обращаясь к его затылку.

Ответа не последовало.

— Ты слышал вопрос?

— Да, сеньор Фельзен.

— Так переправлялся раньше через границу или нет?

Опять молчание.

— Когда это было в первый раз?

Ответом было отсутствие ответа. Чем больше забирали они к югу, подгоняемые крепчавшим ветром, тем острее чувствовал Фельзен запах недостающих тонн. Они проехали по деревне к дому и конюшням владельца мулов. Горная цепь скрылась, затянутая низкими облаками.

У дома владельца мулов Фельзен полез в багажник и вытащил оттуда металлическую шкатулку. Достал «Вальтер Р-48», зарядил его и велел Алвару Фортешу выйти из машины. Они прошли к задам сложенной из гранита хижины, к конюшням. В углу двора находился сарай, запертый на замок. Мулов видно не было. Алвару Фортеш семенил рядом походкой человека, у которого переполнен мочевой пузырь.

Фельзен громко забарабанил в заднюю дверь дома. Никакого ответа. Он заставил Алвару Фортеша колотить и колотить не переставая, и тогда изнутри дома послышалось старческое:

— Calma, calma, ja vou![17]

Старик открыл дверь. На фоне косых струй дождя стоял, заложив руки за спину, немец в толстом кожаном пальто. Старик понял, что попал в беду, еще прежде, чем немец ткнул ему в лицо пистолетом.

— Мулов нет, — сказал Фельзен.

— Они в поле, работают.

— Кто с ними?

— Мой сын.

— А еще кто?

Старик метнул взгляд на Алвару Фортеша, но тот не пришел ему на помощь.

— Ключ от сарая у тебя?

— Там пусто.

Фельзен поднял ствол к самым глазам старика, чтобы он ощутил запах смазки и увидел темную узкую щель, через которую прощаются с этой жизнью. Старик достал ключ. Они прошли по лужам двора, открыли замок, сдернули цепочку. Алвару Фортеш распахнул двери. Сарай был пуст. Фельзен присел на корточки и вжал палец в сухой грунт пола. На коже, когда он поднял палец, остались тонкие черные крупинки. Он встал.

— На колени, вы, оба! — приказал он и приставил ствол к шишке на затылке старика. — Кто с твоим сыном и мулами?

— Сеньор Абрантеш.

— Чем они заняты?

— Переправляют вольфрам в Испанию.

— Где берут вольфрам?

— На складе в Навашфриаше.

Он прижал дуло пистолета к голове Алвару Фортеша.

— Что они делают с вольфрамом?

— Он продает его.

— Кому?

— Тому, кто хорошо платит.

— Англичанам продавал?

Молчание. Струи дождя секли двор и крышу дома.

— Продавал он его англичанам?

— Я не знаю, кому он продавал. Сеньор Абрантеш о таких вещах не рассказывает.

Фельзен опять подступил к старику:

— Когда он вернется?

— Послезавтра.

— Ты ему расскажешь, что я здесь был?

— Нет, сеньор, не расскажу… если вы этого не хотите.

— Я этого не хочу, — сказал Фельзен. — А если расскажешь, я опять приду и убью тебя собственными руками.

И чтобы продемонстрировать всю серьезность намерения, он пустил очередь над самым ухом старика, чем оглушил его на целую неделю вперед. Пуля срикошетила от шифера и гранитных глыб сарая. Алвару Фортеш, зажав руками уши, метнулся в сторону и упал. Фельзен схватил его за шиворот и выпихнул во двор.

Они вернулись к машине. Фельзен потягивал из своей фляжки. Алвару Фортеш только дрожал и обливался потом, мокрые волосы его налипли на совершенно белый лоб.

Фельзен приказал шоферу везти их обратно в Амендуа. Ветер, разгоняя дождевые тучи, шелестел кронами дубов и каштанов, но косые струи дождя по-прежнему били в гранитные стены домов.

Фельзен поймал себя на том, что вместо вольфрама и Абрантеша думает о Эве. Еще совсем недавно он, как культурный человек, проводил вечера, сидя с дамой в берлинском клубе. Но она лгала ему. И изменяла. Однако тогда он оказался не в состоянии вызвать в себе ярость. Но здесь, в этом пустынном, обдуваемом ветрами месте среди россыпей камней и хаоса громоздящихся скал, в нем проснулся зверь, и только это помогало ему выжить. С него слетела оболочка цивилизованности, обнажив первобытную сущность.

Теперь он собирался убить Жоакина Абрантеша.

В Амендуа они прибыли уже затемно. Девушка и родители Абрантеша ужинали. Фельзен присоединился к ним. Дождь прекратился, но ветер все еще задувал, шелестя шифером на крыше. Старик не желал есть. Его жена подносила еду к самому его рту, но он отворачивался. Тогда она, поев сама, вытерла своему престарелому мужу глаза и уложила его в постель. Девушка осталась прислуживать Фельзену. Сесть с ним за стол она отказалась. Он осведомился о младенце. Тот спал. Девушка предложила Фельзену яблок, но он больше налегал на тушеное мясо и слушал шелест ее юбок, когда она вертелась вокруг него, подавая на стол еду. Фельзен вспоминал хрюканье и всхрапывание Абрантеша, когда тот лежал с девушкой, и тоненькие свистящие звуки, какие при этом издавала она.

Он ел, а она глядела на него. Он не мешал ей это делать. Даже спиной он чувствовал ее взгляды и понимал, что она не спускает с него глаз. Он интриговал ее. Он попросил кофе, которого до приезда этого немца они в доме не держали. Выпил кофе, потом плеснул в оставшуюся гущу агуарденте и вылакал и это. Пожелал ей спокойной ночи. Она принесла ему горячих углей, чтобы в холодном флигеле, который он занимал, было не так промозгло. Обычно в этом помещении через двор они хранили сено для скотины.

Он лег и при свете фонаря стал курить папиросу за папиросой. По прошествии часа встал и пересек двор. Он вошел к девушке, которая спала за занавеской. Когда он поставил на пол фонарь, девушка, ойкнув, проснулась. Он зажал ей рот рукой и сорвал с нее одеяло. За ее спиной примостился ребенок. Он отодвинул мальчика и, перекатив ее на спину, придавил ей руки и стал шарить рукой по ее ногам в шерстяных чулках. Ее ляжки были плотно сжаты. Он просунул руку между ними и кулаком раздвинул ей ноги. Спустил до колен ее трусы и расстегнулся сам. Его удивила легкость, с какой он овладел ею, глядя прямо ей в глаза в неверном свете стоявшего на полу фонаря. Он действовал неспешно и мягко, учитывая присутствие в