Глава 17
Таня проснулась первой, подивившись, что у Алека не было кошмарных сновидений на рассвете. Она приняла душ и одела джинсы, теннисные туфли и свитер. Настало время для прогулки. Клаустрофобия, из-за беспрестанного нахождения в доме в ожидании нападения, добралась до нее. Солнечный свет манил; ей необходимо выбраться наружу. Таня припала к окну, глазам тут же стало больно от яркого света, и они заслезились. Однако ей хотелось побыть в окружение людей, а так как она взяла выходной, это было именно тем, чем она и собиралась заняться. После набега на ящик комода, — надеясь, что Алек не воспримет это, как вторжение в личную жизнь, — Таня нашла пару защитных темных очков.
Неожиданно для самой себя она зевнула. «Кофе — вот, что мне нужно», — подумала Таня, трепетно относившаяся к своей кофеиновой зависимости. Она сбежала вниз по лестнице на кухню и обнаружила, что у Алека закончилось кофе. «Нужно сходить за кофе», — решила она и, подойдя к телефону, написала записку для Алека. Положив записку на видное место, где она не останется для него незамеченной, Таня схватила один комплект ключей и вышла из квартиры.
В здание, где располагалась квартира Алека, все спали. Ее это не удивило. Местные жильцы — дневные сони. В глаза ударил солнечный свет, заставив ее слегка сощуриться. «Странно», — подумала Таня и одела затемненные очки. Прохладный бриз необычайно освежал. Она последовала за потоком пешеходов, двигающихся в едином направлении к метро. Поток спустился вниз по лестнице на станцию, образовав небольшую толчею и суматоху. Некоторые люди держали в руках кофе, как заветный эликсир жизни. Таня не могла дождаться того момента, когда и в ее руках появится чашка кофе. Ей нравилось держать в руках невзрачные бумажные стаканчики с надписью «
Девушка шла, глядя себе под ноги — в Манхэттене у каждого, и даже у ее бабушки, есть собака, — перешагнула через свежую кучу собачьих какашек.
— Прошу прощения, леди.
Она подняла глаза и увидела юношу, выгуливающего восемь собак. У него в руках были пакет и небольшая пластиковая лопатка, которой он собирался убрать какашки.
— Ничего страшного. — У Тани были собственные правила проживания в Нью-Йорке: «
Она свернула в небольшой магазинчик, на окне которого сверкала зеленым светом неоновых огней лотерейная вывеска.
— Я возьму два кофе, сливки и побольше сахара. — Таня посмотрела на прилавок-витрину. Бублик выглядел заманчиво. — А еще я возьму бублик с маслом, если можно.
— Конечно, — ответил парень за прилавком.
Ради бублика она подождет.
Парень протянул ей сдобу и столь заветную чашечку кофе. Оплатив заказ, Таня покинула магазин.
Ей не хотелось возвращаться в пентхаус, но Таня знала, что Алек сойдет с ума от волнения, если она не вернется. Она направилась вниз квартала, стараясь избегать загаженных собаками участков дорожки, но толпа теснила ее к ним. Ей не оставалось ничего другого, как вновь перешагивать через кучки дерьма. Для нее в это не было ничего удивительного, ведь она жила возле Бруклинских конюшен, а там были такие огромные груды навоза, что их бы хватило на удобрение целого кукурузного поля в штате Айова.
Таня прошла через стеклянные двери многоэтажного жилого здания «Деметра» и резко остановилась, увидев в холле одиноко стоящую женщину. Она была одета в длинную меховую шубу и в русскую меховую шапку-ушанку. Разумеется, подобный наряд, как нельзя лучше подходил для морозной погоды снаружи.
Женщина обернулась и Таня непроизвольно сделала шаг назад. В последнее время это вошло уже в привычку.
— Луиза.
— Таня Уильямс, собственной персоной? Почему ты здесь?
— Мне нужно было выйти, да к тому же сейчас раннее утро.
— Раду старше Алека и солнечный свет не помешает ему добраться до тебя.
Слова Луизы привлекли ее внимание. Она вновь почувствовала страх.
— Раду был возрожден совсем недавно, разве он не должен быть слаб?
— Чем черт не шутит? Алек беспокоится о тебе.
Не поднимая глаз от кофе, Таня нахмурилась.
— Он спал, когда я уходила.
— Да, но для него это не помеха — его разум может свободно перемещаться, даже когда он спит как убитый.
Все так же, не сводя глаз с кофе, Таня ухмыльнулась.
— Прекрасная аналогия.
Луиза вызвала лифт.
— Ты здесь бывала раньше? — спросила Таня.
— Да, помогала с переездом. Алек не рассказал тебе обо мне?
— Он рассказал мне… Ну, ты понимаешь…
— В этом здании мы можем свободно говорить. Местные арендаторы сродни мне и Алеку.
Лифт звякнул, оповестив о своем прибытие. Таня покачала головой. В конце концов, они здесь живут. Она нажала кнопку пентхауса.
— Ведьмы?
— Ну-у, они проживают на четвертом этаже. Таня, ты боишься меня?
— Нет. На первых порах боялась, но теперь, больше всего на свете, я страшусь его дядю. Ты не дала мне не единого повода для страха, когда ухаживала за мной.
— Ты — своеобразный человек. Мы вовсе не хотели напугать тебя.
— Это Нью-Йорк. В Гринвич-Виллидж[84] и Сохо[85] народ расхаживает с волосами всех цветов радуги. Однажды в поезде, напротив меня сидела женщина с синим абажуром на голове. Мы все разные.
— Ты выглядишь
— Прошлым вечером на мою старшую сестру напал Раду. Несколько дней назад моей жизни и жизни моей лучшей подруге угрожал разносчик пиццы. Можно сказать, я доведена до ручки.
— Но я чувствую нечто другое… Что-то не понятное мне. Мне жаль, что так вышло с твоей сестрой.
— Мне тоже. Жаль, что я не мог повернуть время вспять.
— Ты не жалеешь, что встретила Алека?
— Нет. Я… Мне кажется, я его люблю.
Двери лифта распахнулись на этаже пентхауса и обе женщины, одна — выше среднего роста, другая — шести футов роста, рука об руку направились к квартире Алека.
— Уверенна, что так и есть. Вы оба любили друг друга на протяжении веков, но я чувствую, что есть что-то еще.
— Он что-то скрывает от меня.
— Чтобы это ни было, это, скорее всего, для твоего же блага.
— Должно быть, ты по-настоящему любишь Алека, раз покрываешь его.
— Он никогда бы добровольно не ввел тебя в заблуждение. Алек… Черт-то меня дернул за язык! Алек любит тебя.
При этих словах, Таня не ожидала услышать у себя в голове звуки арфы и «O sole mio» [86], но услышала их, и почувствовала воодушевление. Но все же, то
