— Знаешь что, я — голая, а ты — нет, — заявила она сквозь шум воды.

— Действительно, однако то, что делается там, может повергнуть тебя в беспамятство, — сообщил он, посмотрев вниз.

Таня тоже опустила глаза… на его вздыбившиеся боксеры.

— О!

Вода ручейками стекала по их телам, ослабляя бинты на ее лице. Алек размотал их, открыв морщинистую, еще не зажившую кожу.

— Не щиплет?

— Нет, нисколько, — ответила она, ликующе улыбаясь, но тут же почувствовала головокружение и ухватилась за руку Алека, пытаясь сохранить равновесие. Он схватил ее за талию. Это был обманчиво- нежный захват, но она знала, что никогда не выскользнет из его рук и не упадет на кафель.

— Сделай глубокий вдох.

Она вдохнула, и через несколько мгновений головокружение исчезло.

Алек улыбнулся, взяв в ладони ее лицо.

— Давай уже мыть тебя. — Он развернул ее спиной к себе.

Он начал с ее шеи и плеч. Круговыми движениями намылил шею белой пузырящейся пеной. Его прикосновения были твердыми и уверенными. Словно он хотел, чтобы она расслабилась под его пальцами.

Его руки замерли, прекратив свои гипнотические прикосновения.

— Ты все еще чувствуешь головокружение? — спросил он сквозь перестук капель воды в душевой кабине.

— Сейчас я в порядке.

Сейчас она чувствовала себя замечательно.

Если бы она не была избита и неуклюжа, она бы на самом деле получала удовольствие от этого.

— Ты почувствуешь себя еще лучше уже в ближайшее время. Я тебе обещаю.

Он вновь это сделал.

— Как ты узнаешь, о чем я всегда думаю? — спросила она через плечо.

Алек ей не ответил. Его руки на время отстранились от нее. Она услышала громкое трение мокрой кожи — он растирал ладони, которые затем опустились на вершину ее грудей и замерли. Она почувствовала его сверлящий взгляд на своей склоненной шее.

Ее охватило предвкушение. Ей так хотелось, чтобы его руки двинулись дальше. Следующее, что она сделала — собралась с силами.

— Я помою, — процедила она. Тут у нее вновь закружилась голова. Ей показалось, что на этот раз она точно упадет в обморок.

Таня почувствовала, как его рука притягивает ее к нему — прижимая к самой впечатляющей его части.

Девушка зажмурилась, изгоняя из своей головы чувственные мысли и образы с такой скоростью, на какую только была способна. Она принялась тереть мылом грудь. Ее соски затвердели от возбуждения. Она подняла глаза на массажную душевую насадку и задалась вопросом: что горячее, она или тугие струи воды из насадки.

Наконец, она закончила свой душ. Таня чувствовала себя чистой, а вот ее эмоции теперь завертелись в бешеном вихре. Если бы обстоятельства сложились по-иному, они с Алеком занялись бы любовью в душе. Большое спасибо!

— Что ж, теперь, когда ты все видел, следи за обновлениями по ключевым показателям.

Он помог ей выйти из душевой кабины, подстраховывая ее движения и игнорируя сарказм.

— Тебе нужно было принять душ, а я помог тебе. И ты забываешь, что я уже видел все, что только можно в тебе рассмотреть.

Почему это казалось правильным?

— Алек?

Он мягко вытирал ее кожу, обсушивая красным полотенцем, а потом завернул ее в него.

— Прислонись к раковине. Я принесу сорочку.

Холодный воздух овеял ее кожу, когда открылась дверь.

Таня осмысливала все, что сделал Алек. Он помог ей принять душ. Что еще он сделал? Никакой дерзости. Ничего, что вызвало бы у нее возмущенный вопль. Ну ладно, да, у него была эрекция, похожая на огромную колбаску. Ее соски находились в состоянии боевой готовности, как солдаты, отдающие честь. Но это ни к чему не привело. Ее прелести остались незамеченными, и Алек засунул ее под душ. Он из другой страны, а европейцы равнодушны, когда дело касается человеческого тела.

Вновь повеяло холодным воздухом: вошел Алек, держа в руках одну из ее сорочек. На нем уже были джинсы, от чего Таня почувствовала себя одетой неподобающе случаю. Голова проскользнула в вырез сорочки, и полотенце вновь упало, в очередной раз полностью ее обнажив.

Алек помог ей забраться в кровать. У Тани подкашивались ноги, ей необходимо было прилечь.

Алек смотрел на нее, — на ее многократные зевки, — пока она не заснула. Он неспешно вытянул свои длинные ноги на кровати и уставился на силуэт спящей девушки. Что он наделал? Он помог ей принять душ. Вот и все. Если это было все, тогда почему его шелковые боксеры торчат как флагшток? По крайней мере, не он один возбудился — она была на взводе не меньше него. Он спустил ноги с кровати и подошел к окну.

Алек наблюдал за уставшими, одетыми с иголочки бизнесменами и модницами, спешащими в свои дома и квартиры. Таня что-то почувствовала. Это было там, в ее глазах. Это промелькнуло, когда ее тело дрогнуло под его ладонями. Может, от нее и разило йодом, но он все же хотел ее вкусить, когда снимал с нее трусики. И это ощущение близости ее тела… ему хотелось совершить непозволительное действо с ее задом. Это почти его погубило. Он бы сам себя кастрировал, если бы запамятовал о ее восстановлении после нападения.

Он рыл себе глубокую яму. Чем теснее он с нею сблизится, тем труднее им обоим будет в дальнейшем.

После ее похорон я отправился странствовать по Европе. Я не мог его убить. Это противоречило правилам нашей семьи и разбило бы сердца моих прародителей. Он приходился им сыном, нравилось нам это или нет. Я понимал, что, убив его, внесу раздор в нашу семью. Посему я скитался. Я пьянствовал, спал с бесчисленным множеством женщин, провоцировал драки. Я делал все, что было в моих силах, чтобы забыться.

Заработав скандальную репутацию, я прослыл безумным одиночкой. Люди в пабе заключали пари на хорошие деньги, наблюдая, как я поглощал годовой запас эля. Своего соперника я всегда обыгрывал. Я стал не похож на самого себя. В моих глазах появился дикий блеск. Богачи и люди среднего достатка сторонились меня. Возможно, в глубине души они знали, что я был скорее животным, чем человеком. Не знаю. Я знал лишь одно: нормальные отношения были выше моего понимания, единственное, чего я жаждал, — физический контакт.

Однажды меня грубо разбудил владелец постоялого двора. Позади него стоял высокий человек. Это был мой дед. Я проклял его имя. Я проклял всю семью. Я впал в бешенство. Он схватил меня и прижал к своей груди. Я обессиленно рухнул в его объятия. Вся боль, которую я нес в себе, неудержимо хлынула наружу.

Алек продолжал хранить свои тайны при себе. Таня признала, что не в силах обойти или пробить эту непроницаемую стену. Впрочем, дело было не только в нем. Его друзья казались такими же скрытными. К тому же стрессовая обстановка из-за всей этой секретности не оказывала чудотворного влияния на ее