сгорбившись, на скамейке под вешалкой и накрывшись с головой длинным халатом для лабораторных работ. Кажется, удалось скрыться от чужих глаз, но меня замечает миссис Кембридж, когда идет в учительскую:
— Джейд?
Сейчас начнет ругаться — нам не разрешают торчать в раздевалке во время перемены, но она совсем не сердится и, отодвинув полу халата, садится рядом на скамейку.
— Бедняжка! Тебе сегодня очень грустно?
Я киваю.
— Миссис Уэйнрайт говорит, ты молодец. У тебя с ней хорошие отношения?
— Да, она добрая. Мне бы очень хотелось с ней сегодня встретиться.
— По-моему, она работает в другом месте, но, может быть, ты позвонишь ей вечером?
— Не хочу говорить при маме. Вы же ее знаете…
Миссис Кембридж кивает, и от смущения мы боимся взглянуть друг на друга.
— Извините, что мама с папой… — Мне трудно подобрать нужные слова.
— Не волнуйся, Джейд, все нормально, правда.
Она очень хорошо ко мне относится, и я решаюсь спросить:
— Миссис Кембридж, мне прислали письмо по поводу следствия по делу Вики. Попросили прийти и дать показания, а я не хочу. Мама говорит, необязательно туда ходить. Это правда?
Миссис Кембридж глубоко вздыхает:
— Мне кажется, тебе надо пойти, Джейд.
— А нельзя сказаться больной?
— Ты им нужна, Джейд. Уверена, все будет нормально. Они отнесутся к тебе по-доброму. Не думаю, что устроят перекрестный допрос. Попросят тебя своими словами рассказать, как это произошло.
— Именно этого я и боюсь. Ничего не помню! Пытаюсь восстановить события, но в голове путаница. Стоит подумать о том дне, как меня начинает бить дрожь.
— Они поймут. Мама пойдет с тобой. Если не сможет уйти
Мне хочется ее обнять! До чего же она добрая! Но Вики крутится за спиной… Нельзя ей позволять хулиганить!
Выдавливаю из себя слова благодарности и убегаю. Без формы и кроссовок несусь на спортивную площадку. Ступням жарко в школьных туфлях, кофта тесна в рукавах, но я мчусь дальше. Делаю все неправильно, но, как ни странно, становится легче. Не нужно думать ни о руках, ни о положении головы. Ног под собой не чую, словно парю. Победа! Не буду ни с кем ее делить! Я научилась бегать!
— Чушь! Прежде всего это была моя идея! Ты не умеешь бегать. Посмотри на меня!
Вики несется в тридцати сантиметрах от земли и презрительно на меня поглядывает.
— Ты только посмотри на себя! Красная как рак! Фу! Потная! В классе от тебя будет пахнуть, и никто не захочет сидеть с тобой рядом — ни Зефирина Мадлен, ни Толстый Сэм, — насмехается Вики.
— Почему ты всегда злишься? Мы же считаемся подругами!
— Ты еще смеешь называть себя подругой?!
— Что ты имеешь в виду? — замираю я.
— Неужто не помнишь? — спрашивает Вики, кружась у меня над головой.
Зажмуриваюсь, но она стоит перед глазами. Затыкаю уши, но слышу ее голос. Бегай сколько душе угодно — от Вики не скроешься.
Не могу сегодня оставаться в школе. Говорю, что болит голова, — это правда, и меня отпускают домой. Надеюсь, папа будет спать, но он сидит в кухне в трусах и халате и обводит кружком объявления о найме на работу.
— Смотрю, какие есть вакансии, — объясняет он. — От работы в ночную смену последнее здоровье растеряешь. Голова становится чугунной, и отношения с мамой не улучшаются.
Не хочу разговаривать на эту тему, мне бы сейчас запереться в своей комнате и лечь в кровать, но он хлопочет вокруг меня, заставляет согнуть шею, проверяет, нет ли на руках сыпи.
— Папа, ради бога, оставь меня в покое. У меня просто болит голова.
— Да, да… Я только хотел удостовериться. Садись, сейчас дам тебе чаю. Где у мамы аспирин?
Спорить с ним — себе дороже. Плюхаюсь на стул. На столе — посуда, оставшаяся после завтрака. В мисках — недоеденный йогурт. От одного вида беспорядка меня начинает тошнить. Иду и выбрасываю остатки еды в мусорное ведро. Вдруг среди огрызков от яблок и спитых чайных пакетиков вижу скомканный конверт с письмом о следствии по делу Вики. Наверное, мама его выбросила.
— Что это? — спрашивает папа.
— Ничего особенного, — отвечаю я. — Повестка в суд.
— Я думал, следствие проводят сразу после случившегося.
— Дело отложили. Они только что начали.
— Тебя вызывают?
— Мама говорит, идти необязательно, но миссис Кембридж из школы сказала, у меня нет выбора.
— Она права, Джейд. Нужно пойти. Не волнуйся, я буду с тобой.
Не хочу, чтобы он шел со мной, и нет никакого желания идти с мамой. Родители без конца ссорятся по этому поводу, но в назначенный день оба стоят принаряженные, как на похороны Вики, и готовы меня сопровождать.
Чувствую себя отвратительно, потому что почти не спала. Пытаюсь сообразить, что нужно сказать, но в голове пусто — только ужасающая тишина и крик Вики.
Крик не смолкает. Трясу головой и потираю уши.
— У тебя болят уши, Джейд? Ты ужасно выглядишь. Следствие до добра не доведет — только душу разбередит. Зачем ты уговорил ее пойти? — спрашивает мама, испепеляя папу взглядом.
— Нельзя отлынивать, а тебя могли привлечь к ответственности за уничтожение письма. Типичный поступок! Никогда не хочешь посмотреть правде в глаза!
— Это ты зарываешь голову в песок! — резко отвечает мама.
Я оторопело смотрю на обоих. Они ссорятся не только из-за следствия.
— Мама, папа…
Родители вспоминают про меня и как по команде берут за руки — мама за левую, а папа за правую.
— Постарайся не волноваться, Джейд, — успокаивает мама.
— Я с тобой, детка.
Мы не держались за руки с тех пор, как я была маленькой. Замираем, словно скованные, потом начинаем ерзать и отпускаем друг друга. Они идут рядом со мной по дороге мимо школы, где на тротуаре лежат пожухшие букеты Вики.
Я много раз проходила мимо старых зданий, но не знала, что в них находится. Поднимаемся по ступенькам. Мама с папой испуганно озираются по сторонам. Служащий с вышитыми на пиджаке коронами записывает мою фамилию и просит подождать в приемной.
Родители Вики уже там. Оба сильно изменились — похудели и загорели, но у них больной вид. У мистера Уотерса пропал живот и исчезли пухлые щеки. Миссис Уотерс тщательно загримирована. Несмотря на стильную стрижку, она сильно постарела, почти как бабушка Вики.
Не знаю, что сказать. Все молчат. В конце концов папа Вики нам кивает, и мой папа вежливо спрашивает, как дела, что совершенно не к месту. Мистер Уотерс отвечает: «Спасибо, хорошо», — что тоже глупо. Мама тихо бормочет по поводу того, какое это испытание для всех нас. Мама Вики молчит. Она уставилась на меня, и я чувствую себя виноватой. Хочу ей сказать, что в гибели Вики нет моей вины.
Но я ошибаюсь.
В комнату быстро входит бледный мужчина средних лет в тщательно отутюженном костюме и черном галстуке. При виде мистера и миссис Уотерс он меняется в лице. Наверное, это водитель. Мне он казался гораздо выше. Садится в противоположном конце комнаты — подальше от родителей Вики — и не знает, что делать с руками, лишь сгибает и разгибает пальцы. Я представляю, как они сжимают руль. Если бы он смог вовремя свернуть…
Водитель не виноват — он ехал очень медленно. Вики неожиданно выбежала на дорогу прямо перед его
