Они всю жизнь были так близки друг другу, что им нелегко подружиться с кем-то ещё. Мне кажется, им и в голову не приходит искать себе друзей. Я знаю их уже больше трех лет…
– Но вас же они всё-таки приняли.
– Как девушку – не как друга. А Марго так меня и не приняла. Не то чтобы она была холодна со мной или что-нибудь в этом роде. Но я для неё всегда была чужой. То же самое и с вами – для Марго вы были прежде всего мужчиной, но не другом, а мальчики сторонятся вас, так же как Марго сторонилась меня. Вы это чувствуете острее, потому что хотите сблизиться с ними. Я же Марго никогда не навязывалась.
Последнее слово вывело Дуга из себя.
– Если я «навязываюсь», – то только потому, что…
– Я хотела сказать не то. Дуг, – быстро перебила его Вики. – Я мирилась с… ну, скажем, с отчужденностью Марго, потому что и не требовала многого. Вот вы считаете, что вы одиноки; знали бы вы, что было со мной, когда я с ними познакомилась. Я
Она умолкла. Дуг нетерпеливо кивал головой как человек, которому говорят не то, что он жаждет услышать. Разумеется – она же говорила не о нем, а о себе. Но замолчала вовсе не поэтому – она только сейчас обнаружила неожиданную для себя истину: изумленно раскрыв глаза. Вики вдруг поняла, что смерть Марго принесла ей облегчение. Она была поражена. Ведь она всегда восхищалась Марго как женщиной, которая во всех отношениях была неизмеримо выше её; она тайно надеялась, что когда-нибудь они будут друзьями, что Марго признает её сестрой, и вот сейчас у неё чуть не вырвалось: «Я рада, что её нет!»
– Боже мой! – прошептала Вики, охваченная жгучим стыдом.
– Что такое? – спросил Дуг.
– Ничего, – ответила она. – Ровно ничего, только вот у меня мучительное ощущение, как будто вы просите у меня чего-то, а я не могу вам этого дать. Вы хотите услышать какие-то слова, а у меня не хватает ума сообразить какие. Вам что-то нужно от меня, а я не могу понять, что именно. Скажите, что? – спросила она. – Чего вы хотите?
– Не знаю, – произнес Дуг. – Даю вам слово – не знаю.
Но Вики знала, что прозрение пришло к ней слишком поздно – уже после того, как они расстались. Дуг просил у неё той теплоты, которую она так жаждала давать; но и он тоже не понимал, что в ней происходит. Он ищет кого-то или что-то, что могло бы заменить в его жизни Марго, так же как искали этого Кен и Дэви. А Вики страстно желала стать для них тем, чем была Марго, – теперь она ясно поняла это. Скрытая радость, бурлившая в ней всё последнее время, – это просто расцвет её жизненных сил, находившихся под спудом, пока была жива Марго. Впервые Вики ощутила внутреннюю свободу, она по- женски войдет в жизнь трех мужчин и каждому станет по-своему необходима.
Пока что интуиция её ни разу не обманула – ни в том, как она вела себя с Дэви, ни даже сегодня утром, когда она мылась, одевалась и пудрилась не как обычно, а как делала бы это прелестная, полная сердечного тепла женщина вроде Марго. Однако одной интуиции сейчас было мало Вики, высокая, хорошо одетая, красивая женщина, стояла на шумной улице и не думала о том, как она выглядит, не видела потока машин, не замечала полдневной толчеи вокруг, ошеломленная новой мыслью: от неё ждали душевного тепла, а она ничего другого и не желала, как отдать его без остатка, – но ведь это надо ещё осуществить! Что, в сущности, она делает для Дэви – только готовит ему еду, убирает квартиру, спит с ним, ласкает и ждет его возвращения по вечерам! А для Кена она и вовсе ничего не делает. Дуг ушел огорченный, разочарованный… Она поняла, наконец, что нужна им, и была от этого безмерно счастлива, но её удручало то, что она не знала, с чего начать.
Первое время Дуг наблюдал за падением курса акций в тупом остолбенении; так человек, проснувшись среди ночи, смотрит на пол своей спальни, уже на дюйм покрытой плещущей водой, и пока он успевает осознать страшную опасность – река у подножия холма вышла из берегов и грозит наводнением, – внизу уже трещит бревенчатый фундамент, и, словно при землетрясении, с грохотом рушится дом.
Первые десять дней, когда началось резкое падение курса, когда такие устойчивые акции, как «Дженерал Моторс», «Истерн Кодак» и «Вестерн Юнион», падали от тридцати до сорока пунктов в каждую котировку и «даже «Стальные» снизились с 230 до 195, Дуг оставался безучастным зрителем, уверяя себя, что это лишь обычная паника, спекуляции конкурентов, собирающих курс на сто пунктов сразу. «Стальные» ещё подымутся до тысячи. Общий курс вовсе не идет на понижение, упрямо думал он. Каждый вечер перед закрытием биржи акции снова взлетали вверх, наполовину покрывая понесенные за день потери. Однако каждое утро бюллетени сообщали о том, что акции котируются гораздо ниже самого низкого уровня за вчерашний день и продолжают падать, так что повышение, отмечавшееся при закрытии биржи, в последующие дни почти сводилось на нет. Творилось нечто неслыханное, что уже нельзя было приписывать махинации отдельных групп, и Дуг, охваченный паникой, понял наконец, что вовсе не проницательность заставляла его оставаться в бездействии, а своего рода шок.
Впрочем, пока он пробирался сквозь толпы, теснившиеся в конторе его биржевого маклера, в других конторах и даже на улицах, остолбенение его прошло. Множество хорошо одетых мужчин и женщин стояли с застывшими глазами, с отвисшими от страха челюстями и, как загипнотизированные, следили за неуклонным падением курса. То и дело к столу биржевого маклера протискивался какой-нибудь бледный человек и, сжав зубы, бросал: «Маржа[11] иссякает, давайте продавать!» – и не отставал от маклера, как тот ни старался отговорить его, чтобы не понести ещё больший убыток.
Дуг проталкивался к маклеру, враждебно косясь на эту инертную человеческую массу, будто виноваты во всем были толпившиеся здесь люди, будто это они опустошили его карманы и погубили плоды его хитроумных комбинаций. Он ненавидел их. Они разъелись за счет процветания страны, а теперь сбывают акции, спасая свою шкуру. «И как же вы могли наделать такое? – думал он, ожесточенно расталкивая локтями толпу и вкладывая в эти толчки всё свое презрение и злобу. – Где ваша гордость, где ваша вера в будущее страны?» Осыпая их про себя злобными упреками, он, наконец, добрался до стола и крикнул в лицо маклеру точно так же, как они:
– Ради бога, Пэт, продавайте всё!
Он понятия не имел, в какой цене сейчас его акции. Бюллетень, только что полученный по телетайпу, сообщал сведения двухчасовой давности, а пока его распоряжение о продаже дойдет до биржи, курс может упасть ещё ниже. Впрочем, ему было всё равно. Поскорее отделаться от ощущения, будто из тебя
