Хмурят брови суровые римляне на позеленевших монетах, у них тяжелые подбородки, а головы закованы в крепкие шлемы.
Спят тюркские[42] и монгольские [43] повозки, прошедшие путь от Байкала до Дуная — треть земного шара.
Спят ржавые русские плуги, прялки болгарок и нарядные пояса албанцев-переселенцев шириной в четыре ладони…
Можно узнать историю земли, копая эти холмы, читая старые книги. Но можно узнать ее и по-другому. Я поведу тебя не на раскопки, и не в библиотеку, и не в старинную крепость, где находили древние пергаментные грамоты, свернутые в почерневшие трубки.
Я поведу тебя в мастерскую деревенского гончара, потому что история Молдавии записана также на горшках, кувшинах и мисках.
Мой «историк» — гончар. Зовут его Аурэл Горе. Он сидит в покосившемся сарае, в самых старых штанах, залепленных глиной так, что и не видно, какого они были цвета. Руки у него серые, будто на нем глиняные перчатки до локтя. И в черной бороде тоже немало глины. Жена говорит ему строго:
— Аурэл, если с тебя соскрести всю глину, хватит на добрую миску.
Аурэл молчит. Он сидит за гончарным кругом — круг его похож на огромную катушку без ниток. В общем, это два круга, нижний и верхний, соединены они железным стержнем.
Нижний круг Аурэл подталкивает босой ногой, и вся «катушка» начинает вращаться, все скорее и скорее, набирая бешеную скорость.
На верхнем круге, в самой середине, лежит ком мокрой глины — плотный глиняный каравай. На его боках аккуратно лежат ладони Аурэла. Поехали! И завертелась карусель бешеным вихрем, а из серого вихря растет, растет, как стебель, кувшин, тянется вверх узким жаждущим горлом.
Под потолком мастерской — полки, на полках — горшки, и кувшины, и миски разной формы: круглые и длинные, широкие и узкие, с ручками и без ручек. Подсыхают, прежде чем уйти в печь, вырытую в огороде за сараем.
А те, что уже из печи вышли, стоят на полках в мастерской, выстроенные в длинную звонкую шеренгу.
В этой шеренге тоже история молдавской земли, потому что мастер — настоящий художник: он любит не только свои изделия, а бережно хранит и те, что достались ему от других мастеров, от других времен. Он не археолог, не ученый, и сосуды на полках не снабжены табличками с цифрами веков и названиями культур. Они, эти горшки, миски, кувшины, стоят вперемешку, как попало, без оглядки на даты и стили, и я расскажу вам о них в том порядке, в каком довелось мне снимать их с полок и рассматривать.
Посмотри, какой нарядный кувшин. Как пышно он разукрашен, какие по нему гуляют волны, вдавленные в его стенки. По крутым бокам — острые короткие полоски, будто глину причесывали гребенкой, на горлышке — венок. Разнаряжен кувшин, как невеста, — кажется, сейчас пустится в пляс. Щелкнешь по нему — он звенит и поет; не кувшин, а музыкальная шкатулка.
Еще бы ему не быть нарядным, если он вышел из краев, где всё наряжают: дома, лавки, полки, окна, и стены, и крыши, и ворота, и забор, и рубаху, и юбку, и платок, и фартук. Родина его — Балканы и Дунай, родители — сами молдаване, а родственники — румыны и болгары. Так заведено в их селах, что если любая вещь не украшена, значит, с хозяином приключилась беда. Каждая хозяйка дом разрисует, будто это не дом, а вывеска цветочного магазина. Хозяин каждую дощечку забора так выпилит, будто это не доски, а кружева. В доме выставка красивых вещей: все тарелки расписаны цветами и птицами, все нарядные горшки, все кувшины не в шкафу спрятаны, а развешаны по стенам, как картины.
У венгров в праздники женщины в селе надевают кофты с кружевными манжетами величиною чуть ли не с колесо от телеги. А в Румынии есть деревни, где женщины и в будни ходят в черных одеждах, вышитых густо золотыми и серебряными нитками.
Известно, что горшки всегда похожи на своих хозяев. Что ж удивляться, что самый нарядный горшок в Молдавию пришел из Балканских и Дунайских краев?
Приходили в Молдавию албанцы, поселялись семьи из Западной Румынии. Есть в Молдавии целые болгарские села, где свои гончары до сих пор делают посуду, только уже не разберешь, болгарская она или молдавская.
Гостеприимна и чутка молдавская земля. Всех принимала, всех приютила. Ото всех понемногу взяли молдавские гончары, переделали немного по-своему.
Да и любовь и душу вложили в свою работу. Вот и получился кувшин на славу. Каков хозяин, таков и кувшин!
Неподалеку от болгарских сел, на юге Молдавии, живут гагаузы[44] . Когда пришел этот маленький народ в Молдавию и откуда? Говорят они на тюркском языке, одеваются во все черное, волосы их как вороновы крылья, движения стремительные и резкие. Гончары их делают копилки, похожие на круглые купола восточных мечетей. И кувшины формы грубой, но по-своему красивой. Суровая у гагаузов посуда: кувшины как походные фляги кочевников и воинов — ни украшений, ни росписи. Деловые вещи, хмурые и полезные.
…А что скажешь о себе ты, зеленый маленький кувшин, такой блестящий, будто тебя окунули в зеленое жидкое стекло? Настоящий леденец.
— Блестящая одежда моя — полива. Родом я от Золотой Орды[45] . Земля гудела от топота коней. И такая туча пыли стояла на дороге вокруг кочевых орд, что не было видно ни неба, ни домов, ни деревьев. Впотьмах шли кочевые армии со стадами, пробираясь все дальше на молдавский юг, богатый и плодородный. Сёла с их приходом обнищали, и пришли в запустение вытоптанные нивы, да и не нужны были эти нивы кочевникам, не знакомым с земледелием.
А в городах появились пестрые базары, на базаре продавали рабов, коней, скот, посуду, ткани и многое другое; в городах стали делать посуду, гончары селились целыми кварталами. В ту пору керамику делали самую разнообразную — амфоры, кружки, светильники, кубышки, кирпичи, изразцы, водопроводные трубы, тарелки и огромные, как бочки, глиняные сосуды для хранения всяких запасов.
Много стран прошли кочевники. Встречались им на пути китайские ремесленники, гончары из Бухары и горшечники из Мерва[46]. То ли пленных гончаров привезли они с собой, то ли кто-то из воинов полюбопытствовал, как работают порабощенные ремесленники.
Говорят, что с той поры в Молдавии и стало известно, как делать цветную глазурь, блестящую поливу. Но говорят и другое: блестящая полива могла прийти в Молдавию и раньше, из Византии.
И в базарный день великое множество цветной посуды сияло на солнцепеке, целые горы керамики горели голубым, желтым, зеленым и красноватым огнями. Глазам больно от этого сияния. Солнце купалось на блестящем дне красивых мисок, оранжевые и золотые искры рассыпались вокруг.
Раньше в молдавском селе умели добывать только зеленую поливу.
