больше не видела. Твоей порочной, уродливой, мерзкой образины!

Ланселот вдруг громким голосом произнес прямо в пол:

— Галахад!

Затем он отнял руки от головы и поднял взгляд, и обе они увидели лицо, о котором она только что говорила. На лице застыло удивленное выражение, один глаз начал косить.

Он произнес чуть тише:

— Дженни.

Но вид у него был, как у слепого. Королева открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла издать ни единого звука.

— Артур, — сказал Ланселот.

И сразу за этим он пронзительно завопил и выскочил прямо в окно, бывшее на втором этаже. Женщины услышали, как он вломился в какие-то заросли, затрещали и хряснули сучья, и Ланселот, ломая кусты, побежал между деревьями с громким заливистым криком, словно гончая, взявшая след. Скоро крики смолкли вдали, и в спальном покое повисла тишина.

Элейна, теперь такая же белая, как и Королева, но стоявшая по-прежнему гордо и прямо, сказала:

— Вы довели его до безумия. Должно быть, рассудок его ослаб.

Гвиневера ничего не сказала.

— Зачем вы довели его до безумия? — спросила Элейна. — У вас есть супруг, замечательный, самый великий среди людей этой земли. Вы Королева, у вас есть все — честь, счастье, дом. А у меня — ни супруга, ни дома, да и чести я тоже лишилась. Почему вы не отдали его мне? Королева молчала.

— Я любила его, — продолжала Элейна. — Я родила от него чудесного сына, который еще будет первым среди рыцарей мира.

— Элейна, — сказала Гвиневера, — покиньте мой двор.

— Разумеется.

Гвиневера внезапно схватила ее за подол.

— Не говорите никому, — торопливо сказала она. — Ни слова о том, что случилось. Если вы скажете, он погибнет.

Элейна высвободила юбку.

— А вы полагали, что я скажу?

— Но как же нам быть? — воскликнула Королева. — Неужели он обезумел? Может быть, он еще отойдет? Что теперь будет? Может быть, нужно что-то сделать? И что сказать людям?

Элейна не стала задерживаться для дальнейших объяснений. Однако у двери она обернулась, губы ее дрожали.

— Конечно, он обезумел, — сказала она. — Вы завладели им, и вы его погубили. Что еще вы с ним сделаете?

Когда дверь затворилась, Гвиневера опустилась на пол. Она уронила истерзанный платок и заплакала — медленно, просто и искренне. Спрятав лицо в ладони, она содрогалась от горя. (Сэр Боре сказал ей однажды: «Тьфу на ваш плач, ибо плачете вы лишь тогда, когда ничего уже не поправишь».)

Два года спустя Король Пеллес сидел в башенном покое вместе с сэром Блиантом. Утро было морозное, ясное, безветренное, и на замерзших полях лежала дымка, столь легкая, что в ней и голубь бы не заблудился. Сэр Блиант, ночевавший в замке, щеголял в алом плаще с белой меховой опушкой. Во дворе сэра Блианта ожидали оруженосец и конь, готовые доставить его обратно в Замок Блиант, но хозяин и гость решили позавтракать перед тем, как ему отправиться. Сидя у камина, в котором щедро горело цельное бревно, и согревая перед огнем руки, они потягивали глинтвейн, заедали его печеньем и беседовали о Диком Человеке.

— Я совершенно уверен, что прежде он был джентльменом, — говорил сэр Блиант. — Я видел, как он совершал такие дела, на какие никто, кроме джентльмена, не способен. Да и владение оружием было у него прирожденное.

— А где он теперь? — спросил Король Пеллес.

— Бог его знает. Как-то утром, когда в Замке Блиант собралась охота, он сгинул. Но в том, что он был джентльменом, я уверен.

Глядя на пламя, они еще отхлебнули вина.

— Если желаете знать мое мнение, — понизив голос, прибавил сэр Блиант, — то, по-моему, это был сэр Ланселот.

— Невозможно, — сказал Король.

— Он был высок и могуч.

— Сэр Ланселот погиб, — сказал Король, — Бог да смилуется над ним. Это ведомо всякому.

— Но это ведь не доказано.

— Если бы он был сэром Ланселотом, вы бы его ни с кем не спутали. Более некрасивого человека я в жизни не видел.

— Я с ним никогда не встречался, — сказал сэр Блиант.

— Доказано, что сэр Ланселот, лишившись разума, бегал в одних штанах и рубашке, пока его не изодрал дикий вепрь, а затем он скончался в отшельнической обители.

— И когда это случилось?

— Под прошлое Рождество.

— Примерно в это же время и мой Дикий Человек убежал вслед за охотой. И охотились мы тоже на вепря.

— Ну что же, — сказал Король Пеллес, — вполне возможно, что мы говорим об одном и том же человеке. Если так, это интересно. А откуда он взялся, этот ваш малый?

— Дело было в прошлом году во время летних поисков приключений. Я, как обычно, отыскал луг покрасивей, разбил шатер и сижу себе внутри, ожидаю, пока что-нибудь подвернется. Как сейчас помню — сижу, играю в шахматы. Вдруг слышу, снаружи кто-то вопит, выхожу, а там какой-то голый человек лупит по моему щиту. А карлик мой сидит на земле и потирает шею — этот маньяк ее едва не сломал, карлик-то, оказывается, и звал на помощь. Я подхожу к этому парню и говорю: «Послушай, добрый человек, ты же не хочешь драться со мной? Давай-ка, брось этот меч и будь умницей». Он, понимаете ли, схватил один из моих мечей, сразу видно было, что он не в себе. Я и говорю: «Не надо тебе драться со мной, старина. Ибо я вижу, что ты нуждаешься в добром сне и хорошей еде». И правда, вид у него был жуткий. Как у человека, отстоявшего три всенощные подряд. Глаза были совершенно красные.

— А он что?

Он просто сказал: «Что до этого, то лучше ты ко мне не приближайся, ибо знай, что иначе я тебя зарублю».

— Странно.

— То-то и дело, что странно. Я имею в виду — странно, что он знал высокий язык.

— И что он сделал потом?

— Ну, на мне только и было одежды, что плащ, а человек этот выглядел опасным. Я вернулся в шатер и надел доспехи.

Король Пеллес подал гостю еще печенья, которое сэр Блиант принял, благодарно кивнув.

— Как только я облачился в доспехи, — продолжал он с набитым ртом, — я взял запасной меч и вышел наружу, чтобы разоружить этого малого. Не то чтобы мне хотелось его ударить или еще что-нибудь подобное сделать, но, поскольку он явно был опасным маньяком, других способов отнять у него меч я не видел. Я стал подходить к нему вроде как к собаке, протянув руку и повторяя: «Ах ты, бедняга. Ну, иди сюда, вот умница». Я полагал, что легко с ним справлюсь.

— И как, справились?

— Стоило ему увидеть меня при мече и доспехах, как он бросился на меня, будто тигр. Я отродясь такой атаки не видел. Я попытался парировать удар и должен сказать, что убил бы его из одной только самозащиты, если бы он предоставил мне такую возможность. Однако следующее, что я могу припомнить, это как я сижу на земле, а из носа и из ушей у меня льется кровь. Он нанес мне такой удар, что у меня в мозгу помутилось.