перед ним колокольчиком. Порой нунций налетал на кардинала и обкуривал его сверху донизу. Все это походило на битву цветов. Тысячи свечей сияли перед роскошными алтарями. Куда ни глянь, коротковатые, исполненные святости пальцы привычно расправляли маленькие скатерки, или сжимали книги, или поливали друг дружку Святой Водой, или уважительно указывали народу на Господа. Музыка звучала райская — и григорианская и амвросианская сразу, и собор был набит битком. Монахи, приоры и аббаты всех видов в сандалиях стояли между рыцарями в доспехах, воспламененных свечами. Присутствовал даже францисканский епископ в серой рясе и красной шляпе. Ризы и митры были почти все из золотой парчи, усыпанной бриллиантами, их столько раз снимали и возлагали опять, что весь собор полнился шелестом. Что до латинских текстов, то они произносились с такой быстротой, что стропила звенели от множественных родительного падежа, — увещания же, наставления и благословения изрекались прелатами в таких количествах, что удивительно, как это всю конгрегацию прямо на месте не забрали на небеса. Даже Папа, которому не меньше прочих хотелось, чтобы все прошло без сучка и задоринки, в доброте своей прислал множество индульгенций всякому, о ком только вспомнил.
После венчания состоялся свадебный пир. Короля Пеллинора с его Королевой — рука об руку простоявших всю предшествовавшую церемонию — возвели со Святым Тойрделбахом и Матушкой Морлан (что стояли за ними, совершенно ошалев от свечей, благовоний и окроплений) на почетное место, а прислуживал им, опускаясь на колено, сам Король Артур. Можете себе представить, в какой восторг пришла Матушка Морлан. Подавался пирог с павлином, заливные угри, девонширские сливки, приправленная кэрри морская свинья, фруктовый салат со льдом и две тысячи разных закусок. Звучали речи, песни, здравицы, звенели стаканы. Особый гонец полным ходом примчался из Северного Хумберланда и доставил новобрачным послание. Он сказал:
— Наилучшие пожелания от Мерлина точка. Подарок под троном точка. Сердечный привет Агловалю, Персивалю, Ламораку и Дорнару.
Когда волнение, причиненное посланием, улеглось и отыскался подарок, для младших участников пиршества были незамедлительно организованы подвижные игры. В них особенно отличился маленький паж Королевского дома. Он приходился сыном союзнику Артура под Бедегрейном, Королю Бану из Бенвика, а звали его Ланселотом. Также играли в «до-стань-яблочко», в шафлборд, качались на качелях, смотрели представление марионеток под названием «Мак и пастухи», все очень смеялись. Святой Тойрделбах опозорился, оглушив своей палицей одного из самых жирных епископов, — они поспорили по поводу буллы, именуемой «Laudabiliter». Затем, в поздний уже час, все общество разошлось, напоследок с большим чувством исполнив «Забыть ли старую любовь». Короля Пеллинора стошнило, и новоиспеченная Королева Пеллинор уложила его спать, объяснив всем, что он переутомился.
Далеко в Северном Хумберланде Мерлин выскочил из постели. На двух зорях, утренней и вечерней, они наблюдали диких гусей, и он улегся спать страшно уставшим. И во сне вдруг вспомнил — простейшую вещь! Имя Артуровой матери — вот что забыл он назвать во всей этой суматохе! Сидел, разливался об Утере Пендрагоне, о Круглом Столе, о битвах, о Гвиневере, о ножнах, о том, что было и что еще будет, — а самое-то важное и забыл.
Матерью Артура была Игрейна, та самая Игрейна, плененная в Тинтагиле, та, о которой в начале этой книги разговаривали в Круглой Башне дети Оркнея. Артур был зачат в ту ночь, когда Утер Пендрагон приступом взял ее замок. Поскольку Утер, естественно, не мог жениться на ней, пока не закончится траур по графу, мальчик родился слишком рано. Потому-то Артура и отослали на воспитание к сэру Эктору. Ни единая живая душа не знала, куда он отослан, за исключением Мерлина и Утера, — а теперь Утер мертв. Не знала даже Игрейна.
Покачиваясь, Мерлин стоял босиком на холодном полу. Если бы только он перенесся в Карлион, пока еще не было поздно! Но старик устал и запутался в своих прозрениях, голова его была еще одурманена сном. Он решил, что это можно будет сделать и утром, — никак не мог припомнить, где он сейчас, в будущем или в прошлом. Он слепо протянул руку с набрякшими венами к постели, образ Нимуи уже рисовался в его сонном мозгу. И он нырнул в кровать. Борода ушла в одеяло, нос уткнулся в подушку. Мерлин спал.
Король Артур снова сидел в Главной Зале, уже опустевшей. Несколько ближайших рыцарей выпили с ним на сон грядущий по стаканчику, и он остался один. Артур очень устал за день, хоть и пребывал ныне в полном расцвете юношеских сил. Прислонив затылок к спинке трона, он размышлял о том, что случилось во время свадьбы. С тех самых пор, как он, вытянув меч из камня, стал Королем, ему то и дело приходилось сражаться, и труды этих кампаний выковали из него блестящего молодого мужчину. Похоже, он наконец-то сможет пожить в мире. Он думал о радостях мирной жизни, о том, что в один прекрасный день он и сам, как напророчил Мерлин, женится и у него будет дом. Тут мысли его перешли к Нимуе, а от нее к красивым женщинам вообще. Он заснул.
Пробудился он как от толчка и увидел перед собой черноволосую синеглазую красавицу с короной на голове. Четверо диковатых северных детей стояли позади своей матери, пугливые и ершистые, а она сматывала какую-то ленту.
Королева Моргауза с Внешних Островов намеренно не явилась на пир, — удобный миг она выбирала с особенной осмотрительностью. В этот раз юный Король увидел ее впервые, и она сознавала, что выглядит наилучшим образом.
Как случаются эти вещи, объяснить невозможно. Быть может в «путах» и впрямь присутствовала колдовская сила. Быть может, причина тут в том, что она была вдвое старше его, а стало быть, и мощи в ее оружии было вдвое больше. Быть может, причина в том, что Артур всегда был простодушен и легко перенимал у людей их собственную самооценку. А может быть, дело в том, что у него никогда не было матери и это олицетворение материнской любви — пока она стояла перед ним, а за нею теснились дети — подействовало на его чувствительное воображение.
Объясняй не объясняй, но девять месяцев спустя Царица Воздуха и Тьмы разрешилась младенцем, которого она прижила от своего сводного брата. Младенца назвали Мордредом. И вот вам то, что Мерлин, начертивший его несколько позже, назвал родословным древом:
Ничего, даже если вам придется перечитать его дважды, словно некий урок из учебника истории, ибо это древо — важнейшая часть трагедии Артура. Вот почему сэр Томас Мэлори назвал свою очень длинную книгу
