спектра. Цинрусскиец взлетел и вскоре поднялся выше края ущелья и исчез. Флетчер и Данальта остались, чтобы завершить изучение снаряда, а остальные отправились вверх по склону.

«Что это эмпат так заторопился?» – гадал Хьюлитт. Он не ожидал от Приликлы такого невежливого поведения.

– Бывает, – признался Стиллман Мерчисон, поднимавшейся по склону рядом с ним, – когда я жалею, что не умею летать. Правда, еще сильнее я мечтаю похудеть.

Мерчисон ответила ему вежливой улыбкой, но не проронила ни слова, пока они не выбрались из ущелья.

– Хирург-капитан, – сказала она, – можно задать вам вопрос?

– Тон у вас очень официальный и серьезный, мэм, – откликнулся Стиллман. – Видимо, вопрос будет не из легких. Отвечу, если сумею.

– Спасибо, – поблагодарила его патофизиолог. Сделав три шага по высокой траве, она задумчиво проговорила:

– Во времена мятежа тут произошло нечто очень странное. Я знаю, что отчеты о тех событиях и донесения времен войны не относятся к разряду засекреченных материалов, но, когда я пыталась вкратце ознакомиться с этой темой, я обнаружила, что Корпус Мониторов дает допуск к материалам только аккредитованным историкам и ученым, которые, как выяснилось, не торопятся с публикациями.

Причина существующего ограничения доступа к материалам по этланскому мятежу объясняется так, – продолжала Мерчисон. – Бывшие владения Этланской империи вошли в Галактическую Федерацию, и процесс их ассимиляции замедлился бы, если бы доступ к информации о мятеже был открыт всякому любопытствующему, а что еще хуже – тем, кто пожелал бы вырвать из материалов наиболее драматические моменты с тем, чтобы представить их в черном цвете на массовых развлекательных каналах. Как я поняла, местные жители Этлы до сих пор переживают из-за военных преступлений, совершенных по отношению к ним их императором, и напоминать им об этом не следует.

Но что это были за преступления? – продолжала патофизиолог, размашисто шагая вперед. – Не было ли в их числе разработки химического оружия или биологических экспериментов над разумными существами? Ответ на этот вопрос нам бы очень помог продвинуться в начатом исследовании. Или вам также запрещено разговаривать на эту тему?

Стиллман покачал головой:

– Нет, мэм. Я могу говорить об этом с теми, кто не воспользуется информацией не по назначению. Тут речь идет о врачебной этике и сохранении медицинской тайны, поскольку и сам император, и представители его ближайшего окружения были очень больными людьми.

А другого вопроса у вас нет, мэм? – улыбаясь, поинтересовался Стиллман. – Такого, который бы не потребовал для ответа нескольких часов глубочайшего экскурса в историю?

Мерчисон не отвечала, пока они не ступили на верхнюю ступеньку трапа «Ргабвара».

– Есть, – буркнула Мерчисон. – Не знаете, Снарф никогда не гуляла по оврагу Хьюлитта?

Капитан Флетчер и доктор Данальта, чье любопытство в отношении изучаемого объекта по-прежнему пересиливало чувство голода, слышали этот разговор по коммуникатору, и поэтому, когда Стиллман решился-таки дать ответ на первый вопрос патофизиолога, заинтересовались, что же он скажет, поскольку они, как и Хьюлитт, не присутствовали при единственной крупномасштабной боевой операции – финальном сражении за освобождение Главного Сектора Галактики.

– По политическим причинам, – начал Стиллман, немного ослабив ремень на располневшей талии, – Корпус Мониторов не рассматривает этланский конфликт как войну. Стремление империи, в состав которой входило пятьдесят планет, захватить неисследованный сектор Галактики, начав одновременно и необъявленную войну против совершенно неподготовленной Федерации, было по меньшей мере дестабилизирующим, и ему нужно было воспрепятствовать.

Имела место только одна межзвездная война, – продолжал Стиллман. – Война между Землей и Орлигией. Ее окончание привело к созданию Галактической Федерации. С тех пор было решено, что военные действия между субъектами Федерации с экономическими или территориальными притязаниями в принципе невозможны. Они слишком дорого обходятся, в то время как существует огромное количество необитаемых планет, которые только и ждут колонизации. Если агрессивная цивилизация или ее правители настолько безумны, чтобы, ведомые одной лишь ненавистью, а не только соображением выгоды, напасть на какую-либо планету, то они чаще всего просто взрывают такую планету или опустошают ее. Но ни одна цивилизация не развивается до стадии разработки космических полетов и уж тем более не может осуществить успешные проекты колонизации, если не усваивает главных уроков цивилизации, а именно: способности понимать других, сотрудничать и жить в мире. Поэтому со временем возникла аксиома: если мы обнаруживали в Галактике цивилизацию, освоившую полеты в космос, то перед нами представали существа с высокой культурой и высокоразвитой техникой.

В том, что касалось Этланской империи, – хирург-капитан запнулся, – Корпус Мониторов столкнулся как бы с исключением из правила. Но до тех пор, пока мы не обрели полной уверенности в этом, мы старательно скрывали от этланцев расположение планет Федерации, мы просто изучали местную культуру и делали вид, что никакой опасности не существует. Вот почему мы, являясь исполнительным и законодательным органом Федерации, предпочитаем рассматривать этланское событие как крупномасштабную полицейскую акцию...

– Доктор, – прервала Стиллмана Нэйдрад, шерсть которой вздыбилась сердитыми иглами. – Около госпиталя тогда носились сотни боевых кораблей. Торпеды насквозь пробивали обшивку корпуса госпиталя. Это было куда больше похоже на войну, нежели на какой-то там мятеж! Вы там были?

– Да, – кивнул Стиллман, и его лицо омрачилось неприятными воспоминаниями. – Я служил младшим медицинским офицером на «Веспасиане», когда корабль столкнулся с этланским транспортным кораблем, и помогал перевозить пострадавших в госпиталь. Когда доктор Конвей, который тогда был Главным реаниматологом, увидел, что я отделался всего несколькими синяками, он сказал мне, что у них жуткая нехватка персонала, и отправил меня работать в палату – какую именно, не упомню. Трансляционный компьютер был отключен, и общаться было... Конечно, было очень похоже на войну, но официально эти события значатся как политическая акция против организованных и хорошо вооруженных нарушителей правопорядка.

Наступила пауза. Хьюлитт обвел взглядом сидевших за столом Стиллмана, Мерчисон и Приликлу. Каждый из них по-разному вспоминал о пережитом ужасе. Впервые в жизни Хьюлитт порадовался тому, что тема разговора его не касается, что он здесь – посторонний.

Стиллман резко вскинул голову и продолжал:

– Беды начались тогда, когда один из ваших бывших пациентов, важная шишка по имени Лонвеллин, обнаружил планету под названием Этла-Больная...

– Я знаком с этим случаем, – вмешался Приликла. – Он тогда был пациентом Старшего врача Конвея, и в то время, когда Лонвеллин лежал без сознания, я помогал доктору Конвею тем, что определял характер эмоционального излучения больного... Простите, друг Стиллман. Прошу вас, продолжайте.

Судя по тому, что рассказал Стиллман, Лонвеллин после того, как выписался из Главного Госпиталя Сектора, отправился на своем личном звездолете на поиски планетарной системы, находившейся, судя по предварительным данным, где-то в неисследованном секторе Магелланова Облака. До Лонвеллина доходили очень неприятные слухи о планете Этла-Больная. Несмотря на свою физиологическую классификацию – ЭПЛГ, массивное тело и устрашающее природное оружие, Лонвеллин был очень развитым в умственном отношении, на редкость альтруистичным, живучим и крайне независимым существом. Он резко отказался от какой бы то ни было помощи, объяснив всем и каждому, что всю свою жизнь он только тем и занимался, что лечил массовые эпидемии.