– Д-да, – пробормотал он, – я и в правду собирался сказать ей нечто в этом роде, но... попозже. Мне нужно получше с мыслями собраться.

Брейтвейт улыбнулся и показал на коммуникатор.

Первое и самое яркое воспоминание о необычном происшествии в жизни Хьюлитта относилось к тому времени, когда ему было четыре года. Это произошло через несколько дней после празднования его дня рождения. Родители трудились за домашними компьютерами и радовались тому, что не мешают друг другу – мать полагала, что за ребенком присматривает отец, и наоборот. Оба были уверены, что заметят, если малыш вдруг выйдет из детской.

По идее, никаких забот маленький Хьюлитт родителям и не должен был доставить. Он тоже возился с собственным компьютером – играл, рисовал на экране картинки. Компьютер, снабженный новейшей образовательной программой, ему подарили на день рождения. Но в тот день ему стало скучно. Обучающая игра оказалась запинкой на пути к игре приключенческой, а открытое окно сулило небывалые приключения в саду.

Кроме того, родители Хьюлитта зря думали, что их сын не сумеет забраться на окно, а также они зря полагались на то, что их сад, тоже в значительной степени прискучивший ребенку, обнесен надежным забором.

За забором сада начинался незнакомый, очень интересный мир, но мир опасный, чего в ту пору маленький Хьюлитт еще не знал. Окрестности были опустошены во время гражданской войны, итогом которой стало то, что население планеты сбросило межзвездное правительство. Это правительство проиграло войну, в которую само же и втянуло население. Война унесла жизни многих на Этле. Некоторые из полуразрушенных домов отремонтировали, и там поселились консультанты с других планет или специалисты по восстановлению разрушенного войной хозяйства – такие, как родители Хьюлитта.

Ремонт старых домов и их заселение были начаты после того, как территорию самым тщательным образом прочесали с помощью сканеров и удалили с нее действующее оружие и боеприпасы. А полуразбитые машины остались там, где валялись. И разрушенные дома, и остатки машин заросли дикими растениями – эти-то побеждают в любом сражении. В тот день сражение должен был выиграть один маленький мальчик.

Он пробирался сквозь высокую траву, которой, казалось, заросла вся округа, весело топал между деревьями и кустами, перелезал через выломанные плиты дорожного покрытия и вскоре забрался в один из разрушенных домов. Дом успели облюбовать для жилья какие-то маленькие пушистые зверьки, которые тут же разбежались в разные стороны, только один из них – с длинным толстым хвостом – забрался на стропила и долго верещал на мальчика. Тот почел за лучшее уйти из заброшенного дома. Жилые дома Хьюлитт старательно обходил стороной, потому что знал: там могут жить не только люди. Однажды родители взяли его с собой на прогулку за пределы сада и рассказали, что по соседству живут неземляне и что хотя взрослые никогда не станут нарочно обижать мальчика, но вот детишки в своих играх непредсказуемы и могут быть опасны.

Родителям даже не пришлось напоминать Хьюлитту о том случае, когда он учился плавать в общем бассейне и его ровесник-мельфианин, решив, что Хьюлитт тоже амфибия, как и он сам, взял, да и утянул его играть на самое дно. С тех пор Хьюлитт боялся инопланетян как огня, невзирая на их форму, размеры и возраст, и изо всех сил старался к ним близко не подходить.

Между тем мест для исследования хватало и без чужих садов, где скорее всего играли в свои ужасные игры кошмарные соседские дети. Повсюду, куда бы ни бросил взгляд малыш- землянин, на глаза ему попадались искореженные остовы военных машин, разбавлявшие залитую солнцем зелень растений ржавыми пятнами. Но не все машины выглядели разбитыми. Некоторые из них казались совершенно целыми и готовыми в любой миг тронуться с места. Кое-какие из них лежали на боку, одна машина была перевернута вверх тормашками. У большинства машин дверцы были открыты, а в некоторых зияли дыры, размерами превышавшие любые дверцы. Хьюлитт попробовал было пролезть в одну такую дыру, но у нее оказались острые, зазубренные края, и он только изорвал рубашку. Наконец он разыскал машину, у которой орудийный ствол наклонился так низко к земле, что мальчик, ухватившись за него, смог даже немного повисеть. Одна из гусениц машины отвалилась и лежала на земле, похожая на заржавевшую ковровую дорожку, заросшую травой и цветами. В некоторых машинах устроили себе жилища небольшие зверушки, но, как только к ним приближался Хьюлитт, они бросались врассыпную. А в одной машине громко жужжали какие-то насекомые, и мальчик туда забираться не рискнул: он понимал, что его могут ужалить.

А потом он нашел машину, внутри которой не оказалось ни зверьков, ни насекомых. В открытые люки лился солнечный свет, и Хьюлитт разглядел в глубине сиденье, повернутое к приборной доске и экранам. Сиденье оказалось мягким и грязным и таким большим, что Хьюлитту, для того чтобы дотянуться до рычагов, пришлось усесться на самый краешек. Все в кабине машины было покрыто ржавчиной, кроме запыленных пластиковых рукояток. Для того, чтобы посмотреть, какого цвета эти рукоятки, мальчику пришлось стереть с них пыль. Но ни ржавчина, ни пыль, которой вскоре успели запачкаться рубашка и штанишки малыша, вовсе не помешали ему вести воображаемые сражения. В настоящей боевой машине сидел настоящий боец, и экран перед ним заполняли придуманные им яркие картины: вражеские танки и звездолеты, которые полыхали ярким пламенем, стоило только Хьюлитту взорвать их. Ведь его танк был самым могучим, самым секретным и самым неуязвимым. Он слыхал, как мать и отец говорили о таких временах, когда и вправду случались подобные сражения, вот только родителям эти битвы почему-то не казались ни волнующими, ни интересными. Судя по тому, как родители отзывались о войне, выходило, что воевать могут только больные или ненормальные.

Но теперь Хьюлитт палил во все, что только мог себе представить: в бомбардировщики, звездолеты, ужасных воинов-инопланетян, наступавших на него из-за деревьев, и радостно вопил, когда в ясном небе взрывались чужие машины или замертво падали страшилища инопланетяне. Рядом с Хьюлиттом не было родителей, которые запретили бы ему орать во всю глотку или стали бы увещевать его, объясняя, что внутри неживых машин находятся живые существа, пусть даже машины придуманные, и что не важно, в каких чудовищ он палит, главное, что они живые.

Некоторые из соседей Хьюлиттов и вправду были чудовищами – по крайней мере казались такими мальчику. Родители говорили, что, если бы кто-то из соседей заглянул к ним в дом в то время, как их дитя беззастенчиво расстреливало таких, как они, они бы очень сильно обиделись и сочли бы Хьюлиттов нецивилизованными и больше никогда бы к Хьюлиттам не зашли. Взрослые – немыслимо скучный народец.

Мало-помалу воображение мальчика иссякло. Солнце уже ушло, внутренности машины и ржавые детали из красноватых стали почти черными. Конечно, это глупо, но Хьюлитт вдруг задумался о том, кому некогда принадлежал танк, и о том, что случится, если хозяин вернется и обнаружит здесь чужака. Встречу он вообразил настолько ярко, что пулей вылетел из танка, еще больше разорвав при этом штанишки.

Солнце спряталось за деревья, но небо пока было синим и безоблачным. По соседству Хьюлитт не увидел ничего особо достойного внимания и, кроме того, почувствовал, что проголодался. Пора возвращаться домой – влезть в окно и попросить у матери поесть. Но во все стороны от мальчика простирались трава и деревья.

Когда он влез на крышу самой высокой машины, окрестности стали видны гораздо лучше. Неподалеку мальчик разглядел высокое дерево, стоявшее на краю глубокого оврага. У дерева было много толстых кривых пушистых веток, опускавшихся почти до самой земли. А у самой верхушки ветки были потоньше, и на них висели какие-то плоды. Хьюлитт решил, что с верхушки этого дерева он уж точно увидит свой дом.

«Это ведь тоже приключение – уговаривал себя мальчик, взбираясь на дерево, – только теперь самое настоящее, не выдуманное». Очень хотелось есть, страшно не было, просто немножко одиноко, поэтому больше всего хотелось поскорее вернуться домой, где он мог бы наконец поесть и доиграть в прерванную игру. Хьюлитт время от времени посматривал вниз, на дно оврага, где стояло еще несколько боевых машин. Одна из них, круглая и толстая, – прямо под ним. Наконец мальчик выбрался из