перед дверью полковника Скемптона.

Управление Госпиталем и его снабжение в основном осуществлялось Корпусом мониторов, который является исполнительной и правоохранительной ветвью власти Федерации. Будучи старшим офицером Корпуса, помимо несметного количества самых разнообразных административных обязанностей, Скемптон руководил в Госпитале прибытием и отлетом кораблей. Говорил, что крышка его стола не видна из-под бумаг с тех пор, как он сюда прибыл.

Когда Конвей появился в кабинете, полковник поднял голову и поздоровался:

– Доброе утро! – Затем он снова уставился в стол и сообщил:

– Десять минут...

Но времени ушло гораздо больше. Конвей интересовался транспортом с необычных планет или кораблями, прибывшими из необычных мест. Он хотел получить данные об уровне развития медицины и техники на этих планетах и о физиологической классификации аборигенов – особенно, если там были сильно развиты психологические науки и псионика или число случаев психических заболеваний было необычайно велико.

Скемптон начал раскопки в завалах на столе.

Но за последние несколько недель все транспортные корабли, корабль «скорой помощи» и суда, привлекавшиеся к работе в аварийной службе, прибыли из миров Федерации, которые были хорошо известны и безобидны с медицинской точки зрения. Все, кроме одного – исследовательского корабля по культурным связям «Декарт». Он приземлялся, правда, очень не надолго, на самой что ни есть, необычной планете. Никто из команды судно не покидал, люки оставались закрытыми, а взятые образцы воздуха, воды и поверхностного вещества были проанализированы и признаны интересными, но безопасными. Отделение патологии Госпиталя провело более тщательный анализ и сделало то же заключение. «Декарт» прилетал сюда на короткий срок, чтобы оставить образцы и пациента...

– Пациент! – чуть ли не закричал Конвей, когда полковник достиг в своем докладе этого места.

Скемптону не надо было обладать эмпатическими способностями, чтобы узнать, о чем думает врач.

– Да, доктор, но не тешьте себя напрасными надеждами, – посоветовал полковник. – Ничего экзотичней сломанной ноги у него нет. И несмотря на тот факт, что внеземные козявки находят для себя невозможным жить на существах с других планет и это бесконечно упрощает работу ксеномедицины, корабельные медики продолжают искать исключение, которое лишний раз подтвердило бы правило. Короче говоря, он страдает лишь от того, что у него сломана нога.

– Все равно мне хотелось бы с ним встретиться, – настаивал Конвей.

– Уровень двести восемьдесят три, палата номер четыре, – сообщил полковник. – И не хлопайте, пожалуйста, дверью!

Но встречу с лейтенантом Харрисоном пришлось отложить до позднего вечера, так как Приликла заканчивал свои дела, да и у Конвея, помимо поисков гипотетических бестелесных разумных существ, были еще и другие обязанности. Однако отсрочка была даже к лучшему; во время обходов и за едой в его распоряжение поступило много новой информации, хотя, как с ней поступить, он представлял себе весьма смутно.

Он подозревал, что число ошибок, просчетов, проявлений нерасторопности было удивительным лишь потому, что прежде он этим просто не занимался. Но он считал, что даже если это и так, то все равно глупые, нелепые ошибки, о которых он узнал, в особенности среди высокопрофессионального несущего ответственность старшего персонала, были наверняка чем-то нехарактерными. И они не складывались в картину, которую он ожидал. График мест и времени происшествий должен был бы показать ограниченное пятно этой гипотетической умственной заразы на ранней стадии, расширяющееся по мере распространения болезни. Вместо этого он указывал на единственный источник, перемещавшийся в пределах определенного района – операционная худлариан и ее ближайшие окрестности. Что бы это ни было, если это вообще существовало, вело оно себя скорее как отдельная особь, а не как болезнь.

– ...что является нелепостью! – сам себе возражал Конвей. – Даже я не верю в бестелесный разум – это была всего лишь рабочая гипотеза. Не настолько я глуп!

Конвей посвящал Приликлу в последние новости, пока они добирались до палаты лейтенанта. Эмпат несколько минут молча следовал по стенке, приноравливаясь к походке врача, затем обреченно сказал:

– Согласен.

Хотя бы для разнообразия Конвей предпочел бы услышать какие-нибудь резонные возражения, поэтому он больше не вымолвил ни слова, пока они не пришли к палате 283-IV.

– Не считая некоторых временных структурных повреждений, вы находитесь в отличной форме, лейтенант, – начал Конвей на тот случай, если Харрисон будет обеспокоен присутствием у своей кровати сразу двух старших терапевтов. – Мы хотели бы с вами поговорить об обстоятельствах, приведших вас в теперешнее состояние. Если вы ничего не имеете против, конечно.

– Вовсе нет, – ответил лейтенант. – С чего начать: с посадки или с того, что было до нее?

– Было бы неплохо, если бы вы для начала рассказали о самой планете.

Лейтенант кивнул и поправил подушку так, чтобы было удобнее разговаривать.

– Это была странная штуковина, – начал затем он. – Мы долго наблюдали за ней с орбиты...

Ее окрестили Митбол [Meatball – фрикаделька, тефтеля (англ.)], так как командир «Декарта» капитан Вильямсон очень усиленно противился, чтобы такую странную и неприятную планету назвали в его честь. Чтобы поверить в существование такой планеты, нужно было ее увидеть, но даже после этого ее открывателям было трудно поверить в то, что они видели.

Океаны планеты были похожи на густой, полный живности суп, а поверхность суши была почти полностью покрыта медленно передвигающимися огромными «коврами», состоящими из животной и растительной жизни. Во многих районах наблюдались выходы на поверхность минеральных пластов и почвы, которые поддерживали местную флору. Некоторые растения росли в воде на дне моря, а некоторые пускали корни в органическую поверхность «ковров». Но большая часть поверхности планеты была покрыта гигантскими живыми формациями, достигающими в некоторых местах полумили в толщину.

Они ползали, скользили и прокладывали себе путь между собой, чтобы получить доступ к необходимым растениям и минералам, или просто душили и поедали себе подобных. По ходу этой медленной борьбы живые формации вздымались холмами и опадали долинами, меняли очертания озер и морских побережий, из месяца в месяц обновляя топографию целого мира.

Специалисты с «Декарта» в целом пришли к общему мнению, что если на планете существует разумная жизнь, то она может с равной вероятностью принять одну из двух форм. Первая из них – крупная – один из гигантских живых ковров, способный укрепиться за скальные породы своей центральной частью, а края оставить подвижными для обеспечения дыхания, пищеварения и вывода экскрементов. Ему также были бы необходимы средства защиты вдоль всего обширного периметра, чтобы предотвратить столкновения с менее разумными собратьями и разгонять больших и маленьких морских хищников, которые, казалось, круглые сутки отщипывали куски от гигантов.

Вторая форма – мелкая – весьма маленькие живые существа, гладкокожие, гибкие и достаточно подвижные, чтобы жить внутри или между гигантами, не подвергаясь воздействию пищеварительных процессов последних, у которых движения и метаболизм весьма замедлены. Дома этих существ должны быть достаточно безопасны, чтобы защищать потомство и развивать науку и культуру, располагаться они должны, вероятнее всего, в пещерах и туннелях под скальными породами.