В этот день Регина выглядела весьма элегантно в платье из темно-зеленой ткани, отделанном черной лентой, с густыми волосами, распущенными по плечам. Она была босая, что резко контрастировало с ее модным платьем.

— Вы, моя сестра, — заметила Элизабет.

— Ваша незаконная сестра, плод связи нашего отца, в которой он состоял до того, как женился. — В голосе Регины не слышалось ни следа обиды, — Ваша мать и я любезны друг с другом и даже, быть может, испытываем друг к другу какие-то нежные чувства, но она не одобряет меня по многим причинам, наименее важная из которых — мое происхождение.

— Это ее трудности, а не мои. Я пришла за советом.

Услышав такое заявление, старшая сестра Элизабет удивилась. Она сидела в кресле в свободной позе, баюкая в руке фарфоровую чашку с чаем.

— Понятно, — сказала она, покачивая ногой. — А где, по мнению Люка и вашей матери, вы находитесь сейчас?

— Ее не было дома, когда я ушла, так что она даже не знает, что меня нет. Что же до Люка, он больше не обращает на меня особого внимания, — прошептала Элизабет. — Думаю, я должна этому радоваться.

Регина рассмеялась, и на ее месте Элизабет тоже рассмеялась бы, Регина сказала спокойно:

— Не думаю, чтобы в данный момент вы занимали важное место в его мыслях. Он влюблен в леди Бруэр, и ему очень трудно примириться со своим прошлым.

Люк? Влюблен? Да, он действительно в последнее время стал рассеян, но… влюблен?!

— Каким прошлым?

Элизабет, наверное, не стоило спрашивать, но в Регине было что-то спокойное, что-то вызывающее на доверие. Быть может, это происходило от того, что она никогда не заботилась о приличиях. Ее происхождение, конечно, помешало ей войти в общество, и кажется, это вполне ее устраивало. Элизабет никогда не понимала, как ей относиться к тому, что у нее есть старшая сестра, родившаяся вне брака. Это означало, что у ее дорогого отца была любовница, хотя тогда он еще не был знаком с ее матерью, разумеется. Но все равно, наличие у нее единокровной сестры говорило кое-что о нем как о человеке — еще молодом человеке, поскольку их появление на свет разделяло почти два десятка лет.

— Я не знаю подробностей, и никогда о них не расспрашивала, но это как-то связано с женщиной и войной. — Регина посмотрела в свою чашку и тихо добавила: — Он ее любил, и она умерла.

Элизабет была потрясена. Люк всегда казался таким собранным, таким неуязвимым.

— Откуда вы это знаете? Мне он никогда ничего такого не говорил.

— Конечно, не говорил, Лиз. И мне он тоже не говорил. И явно не собирается. Зачем вспоминать боль, если существует способ этого избежать? Но все равно эта боль всегда с ним. Он несет ее в себе, и теперь он собирается принять какое-то решение относительно леди Бруэр, и это постоянно занимает его мысли. Но я заметила, что сейчас он хотя бы спит по ночам.

— А я и не знала, что он не спит по ночам, — пробормотала Элизабет, отбрасывая назад выпавшую из прически прядь. — Очевидно, я не очень наблюдательна. Откуда вы это знаете? Вы ведь живете здесь.

— Именно так я и узнала. Теперь он больше не приходит повидаться со мной среди ночи.

У Элизабет не было оснований чувствовать, что брат предал ее, она была моложе, она не была его доверенным лицом, и все же отчасти она почувствовала ревность к этим простым отношениям между Люком и Региной.

— Люк ничего мне не говорит, — призналась Элизабет, — но я полагаю, это не причина, чтобы я не была более настойчива и не попыталась понять, почему он держится от меня на таком расстоянии. Я спрашивала его, но он заговорил о другом.

— Вам девятнадцать лет. Когда человеку девятнадцать, позволительно быть поглощенным собой. — Регина улыбнулась со своей неподражаемой безмятежностью. — Я думаю, что именно поэтому вы никогда не замечали Майлза и его влюбленности. — Она нахмурилась. — На самом деле я несправедлива к нему, называя это так. Это продолжается слишком долго, чтобы быть простой влюбленностью в эротическом смысле.

— Неужели?

Она пришла поговорить о Майлзе, но когда Регина заговорила о нем в таком тоне, испугалась.

— Подумайте сами. Он всегда был рядом с вами, верно?

— Мы вместе росли, — преданно сказала Элизабет. — Он немного старше, так что, естественно, присматривал за мной.

— Разумеется, когда вы были детьми. Но я сказала бы, что теперь это выражение — что он за вами присматривает — более уместно.

Если бы Элизабет не думала, что это так и есть, то не сидела бы сейчас в этой эклектичной гостиной своей сестры. Она порывисто вскочила и подошла к рисунку, изображавшему скорее всего индийского слона — длинный хобот, бивни и все такое. Это действительно была потрясающая вещь. Она тихо выговорила:

— Он поцеловал меня.

— Рада за него. Ну и как?

Элизабет обернулась. Лицо у нее пылало.

— Откуда мне знать как? Меня никогда никто еще не целовал.

— А я и не знала, что предыдущий опыт — необходимое условие, чтобы понять, захватило у тебя дух от поцелуя или нет.

Конечно, Регина, с ее глянцевитыми темными волосами и роскошной фигурой, привлекала к себе немало мужчин. Элизабет всегда было любопытно, почему ее сестра не вы шла замуж. Законная или нет, она все равно дочь виконта.

— Я, наверное, немного задохнулась, — призналась она. — И ничего не могла с этим поделать, даже когда Люк увидел нас и вышел в сад. Он велел мне идти в дом. Я понятия не имею, что он сказал Майлзу, но теперь Майлз держится от меня на расстоянии.

— И вы скучаете по нему.

Это прозвучало как утверждение.

Скучает ли она? Да, очень даже. Элизабет кивнула.

— Но… что же мне делать?

— Вы считаете, что я не только старше вас, но и мудрее. — Регина вздернула бровь. — Я знаю, что первое верно, но вот во втором я не уверена, когда речь заходит о мужчинах. Но если хотите, я могу высказать вам свое мнение.

— За этим я и пришла.

— Это зависит от того, чего вы хотите, Лиз. Что для вас самое важное? Титулы? Деньги? Положение в обществе?

— Все это не имеет для меня значения.

Элизабет проговорила эти слова твердо, и это была правда.

— Вы верите в глубине души, что Майлз сделает вас счастливой'? Когда вы были детьми, он казался прекрасным товарищем. Ничто не могло разлучить вас. Такая дружба и любовь — разные вещи, но если вы сможете сочетать и то и другое… я думаю, это может быть воистину чудом.

Чудо. Она все еще помнила легкое прикосновение его губ к своим губам, и его горячие руки, властно обнимавшие ее.

— Возможно. — Ее голос превратился в шепот. — Но вы так и не сказали, что мне делать. Я не… ну, я совершенно не понимаю, как мне подойти к нему.

— Милочка, — сухо сказала Регина, — вы знаете его лучше, чем кто бы то ни был. Насколько я поняла из нашего разговора, будет очень просто убедить Майлза, что, если он хочет признаться в своей пылкой преданности, вы отнесетесь к его ухаживаниям положительно.

— Вряд ли он испытывает пылкую преданность.

А может быть, испытывает? Элизабет знала, что никогда не забудет, какое у него было мучительное выражение на лице, когда они разошлись.