«Господи, помоги мне». Может быть, он действительно ошибся.

— Да, — с мрачным видом согласился он, встал и протянул ей руку. — Не подняться ли нам наверх? Сюрпризы еще только начинаются.

Зрелище оказалось просто сказочным, хотя обстановка комнаты была довольно скромной. Зажженные свечи на каминной полке, удобная кровать под балдахином, занимавшая чуть ли не всю комнату, окна со средниками, впускающие мягкий ночной ветерок, лепестки роз, разбросанные… разбросанные повсюду: на постельном белье, на полу, даже на подоконниках. От раздавленных цветов исходил опьяняющий запах.

Мэдлин с трудом удержалась от смеха при виде лица Люка, а он пробормотал:

— Кажется, я велел создать романтичную обстановку. Я не знал, что в это понятие входит уничтожение невинных цветов.

Он велел создать романтичную обстановку. Это, подумала она, само по себе романтично. Не говоря уже о том, что этот высокий человек едва помещался в такой маленькой комнатке, что при его росте голова у него чуть ли не упиралась в потолочные балки; прибавьте сюда точеное лицо и элегантный вечерний костюм подчеркнуто классического характера…

— Все эти усилия, полагаю, требуют награды.

Мэдлин услышала в своем голосе хриплые нотки и поняла, что такой искушенный человек, как Люк, не мог их не заметить. Она сделала шаг и оказалась настолько близко к нему, что смогла, подняв руку, легко провести пальцем по его губам.

— Вы можете подумать о чем-то, чего вам хочется?

— Я могу высказать парочку мыслей.

Люк привлек ее в кольцо своих рук, обнял за талию, опустил голову, и его губы нежно и настойчиво встретились с ее губами.

«Быть может, это действительно блестящая мысль», — подумала она, наслаждаясь ощущением его близости и пылкой страстью его медленного поцелуя. Поцелуй этот был какой-то другой: не такой торопливый, не такой тайный, не такой запретный…

— Давайте разденемся? — прошептал Люк ей в губы. — Тогда нам будет удобнее обсудить остаток вечера.

Мэдлин чувствовала себя покинутой, как бывало всегда, когда Тревор уезжал с Мартой и своими шумными кузенами в их имение, но она любила свою невестку и доверяла ей, и семья Колина заслуживала, чтобы быть участью жизни ее сына. Обычно Мэдлин плохо выносила тишину в доме и пустоту, которая появлялась в ее жизни в отсутствие Тревора, хотя отсутствовал он обычаю недолго, и теперь она не знала, следует ли ей чувствовать себя виноватой из-за счастья, которое горело внутри ее и которое было вызвано присутствием Люка.

Нет, решила она мгновение спустя, не следует, потому что ее жизнь тоже имеет значение, и хотя она умерла бы ради своего сына и без всяких оговорок считала его самым главным в своей жизни, она не стала любить его меньше потому, что полюбила кого-то еще.

Любовь. Хотя это, наверное, не самый хороший урок самосохранения или скромности, она боялась, что это именно любовь. Ее чувства давно вышли за пределы страстного увлечения, и если быть честной с самой собой, она знала это все время. Почему никто другой никогда не мог соблазнить ее? Не говоря о физической привлекательности, в Люке она ощущала родственную душу… этот человек нравится ей таким, какой он есть, это не просто любовник, он может быть еще и другом, и партнером, и спутником на всю жизнь…

Нельзя сказать, что признаваться в любви к недоступному лорду Олти было разумным или скромным, но в его присутствии она утрачивала и разум, и скромность, и она, наверное, знала год назад, что это произошло, иначе она никогда не вернулась бы в его объятия. Значит, думала она, в то время как Люк повернул ее, взяв за плечи, и принялся расстегивать на ней платье, они заслужили, чтобы провести эту ночь вместе.

Ей нужно это, и подсознательно она ощущала, что это нужно и ему тоже.

Возможность полюбить во второй раз — редкий дар, и если Люк все еще не отвечает ей взаимностью, он все же изменил своим привычкам и устроил так, чтобы они могли побыть вместе подольше, И это наполнило ее тихой радостью.

Вместе.

Его пальцы трудились над застежкой платья, губы касались затылка.

— Вы меня околдовали.

Мэдлин опустила голову ему на грудь, медленно вздохнула. Его губы теребили ее ключицу, и от этого по всему ее телу разливалось тепло. От его волос, касавшихся ее щеки, пахло лесом и мужчиной.

— Вы хотите сказать, милорд, что я напустила на вас злые чары?

Он тихо рассмеялся.

— Что-то произошло с моим здравым смыслом.

«Со здравым смыслом нас обоих», — мелькнула у нее смутная мысль; она положила голову ему на плечо, восхитительное ощущение овладело ею. Соски затвердели от того, что он делал с ними, и от того, что, как она знала, будет дальше, и когда он спустил платье с ее плеч и шелк тихо зашелестел, она издала еще один предательский вздох.

— Из-за вас я стал страшно рассеянным. — Его руки скользнули вверх и обхватили ее груди поверх тонкого кружева сорочки. — Спросите у моего управляющего. Сегодня я почти не обратил внимания на его доклад о состоянии дел в моем имении. Вместо этого я думал вот о чем. — Он водил пальцем вокруг ее соска. — Когда он в третий раз задал мне один и тот же вопрос, я извинился и попросил его перенести наш разговор на другое время.

— Не знаю, насколько отвлекаю вас от дел, но я сама явно стала рассеянной. — От его прикосновений она испытывала легкую дрожь удовольствия. — Вы весьма опытны в том, что делаете в данный момент, но я не могу на вас рассердиться как следует.

— Из-за моего неотразимого очарования?

Его палец продолжал описывать чувственные круги, насмешливый, как и его голос.

— Должно быть, да, — прошептала она, утратив всякие силы для сопротивления.

Когда он положил ее на кровать, она закрыла глаза, отдаваясь моменту, потому что знала, что любит этого человека. На этот раз, когда он освободился от одежды и сорвал с нее сорочку, они лежали, прижавшись нагими телами, их губы мягко соприкасались, руки изучали тела друг друга, в комнате стояла тишина, если не считать хора насекомых в саду и случайных криков ночных птиц, и Мэдлин могла вообразить не только удовольствие, но… нечто гораздо большее.

Как это опасно. Ей не следует делать это.

— Серьги вам идут, — сказал он, улыбаясь, — особенно сейчас, когда они ваше единственное украшение, если не считать несравненной красоты.

— Довольно цветистая для вас фраза, милорд. — Она погладила его гладкую как бархат плоть. — Особенно когда я могу сказать, что вы больше заинтересованы в действиях, чем в разговорах.

— Проницательна и красива. — Он лизнул ее губу. — Какое восхитительное сочетание.

Люк трогал и возбуждал ее с умелой легкостью, и когда он оказался между ее бедер, его язык, а не пенис, довел ее до судорог освобождения. Ее оргазм был быстрым, пылким и сопровождался криками, так что она порадовалась, что трактир почти пуст. Легко поцеловав ее в бедро, Люк поднялся и плавно соединил их тела медленным размеренным ударом мужчины в женщину.

«Если бы только соединение наших жизней было таким же легким», — подумала она сквозь чувственную дымку, инстинктивно устраиваясь так, чтобы как можно глубже принять его в себя.

В тот момент, когда они соединились в одно так интимно, казалось, что это очень просто — дать захватить себя великолепному наслаждению, ощущая Люка над собой и внутри себя, чувствуя ритмическое