Ножичек? Который? Большой? Извольте большой, — воскликнул он, вытягивая ногтечистку. — Ах! Ошибся… Вот он! — и вытянул шильце. — Это что? Ах да, верно, я не так… Вот ножик!
Из футляра медленно, но верно вылезла ложка.
— Да полно вам! — успокаивал его помещик. — Вон даже покраснели весь.
И, обтерев грушу рукавом пиджака, принялся закусывать.
— Нет, зачем же! Я сейчас… Как можно, имея под руками все удобства, не пользоваться ими. Дело в том, что мы слишком торопимся. Нужно вытаскивать все подряд, и тогда уж непременно нападешь на желаемый предмет. Это безусловно. Вот так. Ай! Эта чертова тыкалка всегда угодит под ноготь. А вот и зубочистка. Теперь, кажется, уж близко! Впрочем, вам, как я вижу, больше уже нет надобности. Вы изволили скушать.
— Мерси. Я уж того, и так обошелся. Я в путешествии неприхотлив.
— А давно вы изволите путешествовать?
— Да изрядно. Уж часа четыре. Путешественник насмешливо усмехнулся.
— Я еду уже восьмой месяц и то считаю, что недавно.
— Ах вы, несчастный!
— То есть почему же это — несчастный, позвольте вас спросить? Путешествие — моя жизнь. Что может быть приятнее?
— Да что же вам, собственно говоря, в этом деле так нравится? — удивился помещик.
— Ах, масса интересного! Представьте себе эти горы, черт знает сколько фут над уровнем моря, снежные вершины…
— Да мне-то какое дело! Полагаю, что снежная вершина меня никоим образом касаться не может…
— Ах, как можно так говорить!.. Какая-нибудь скала Тиверия… Камень, если бросить сверху, летит целых двенадцать секунд!
— А вам, что ж, непременно надо, чтоб поскорее?
— Ведь это же чудо природы! Вот был я, например, в Малой Азии. Можете себе представить — двенадцать дней с седла не слезал!
— Как, и не переодевались?
— Где уж там?
— Неужто и не мылись?
— Ну разумеется!..
— Это двенадцать-то дней! Ну, простите меня, а должен я вам сказать, что вы изрядная неряха!
— Две недели на верблюдах ехал! Качает, как в море. Каждый день к вечеру морская болезнь делалась. Восторг!
— Я вот четыре часа в вагоне, и то в голове стучит!
— Да, это бывает. Приходилось мне по десяти дней не выходить из вагона. Под конец совсем ошалеваешь. Доктора объясняют это сотрясением мозга. Зато сколько интересного увидишь! В каждой стране свои нравы… свои обычаи.
— А тоже нос-то совать в чужие дела не особенно прилично. Мне бы даже и совестно было.
— А знаменитый страсбургский собор! Нарочно ездил, только чтобы взглянуть!
— Экий ты, право, любопытник! А мне хоть бы что! Вот позавчера мельнику брусом ногу придавило. Все село сбежалось глазеть. А я даже и не подумал пойти. Очень мне нужно. Всего не пересмотришь.
— А музеи, картинные галереи! Идешь—удивляешься, сколько в каждую вещь красоты убухано! На миллионы, на биллионы.
— А по мне, хошь на миллиарды, хошь на биллиарды, — их дело.
— Идешь — глаза разбегаются.
— Нас за это еще в детстве драли. Коль идешь, мол, так смотри под ноги, а не по сторонам!
— Всего даже и не упомнишь. Порою так прямо досадно станет. Легко очень забывается. И спутать можно. А второй раз ехать на то же место уж больно дорого.
— Ну и какая вам от всего этого польза?
— И очень даже большая. От путешествия человек развивается. Вот вы мне, например, скажете: «Я люблю Париж». А я вам в ответ: «А я был в Париже. Стоит на Сене, а в нем Нотр-Дам». Скажете вы мне: «Швейцария». А я и в Швейцарии был. «Ниагара» — и в Ниагаре. Словом, ничем меня не забьете.
— Нет, забью!
— Нет, не забьете!
— А я вам говорю, что забью!
— А я вам отвечаю, что не забьете!..
— Хотите пари?
— Ладно. На «катеньку». Идет?
— Идет!
— Ну-с, так вот вы уверяете, что везде были и все местные достопримечательности видели. А я вам говорю, что иной самый простой серый мужик больше вашего видал. Вы вон в вагоне мозги трясли, а он, мужик-то этот, сидя на месте, больше вас видел. А!
— Ничего не понимаю. Какой мужик?
— А вот, например, позвольте вас спросить, многоуважаемый господин, видели ли вы ногу нашего мельника? А? Видели? Ну да, когда ему брусом придавило?
— Что за вздор! Конечно, нет!
— Ну, вот видите! А у меня все село, все мужики видели. Вот зайдет где-нибудь про него разговор, а вы и опростоволоситесь. Люди говорить будут, а вы глазами моргать. Вот вам и развитие! Раз это по вашей части, чтобы все знать, так как же вы мельника-то проморгали! Ха-ха! Давайте «катеньку»!
Из «Всеобщей истории, обработанной «Сатириконом». Древняя история
Что такое история, как таковая, — объяснять незачем, так как это каждому должно быть известно с молоком матери. Но что такое древняя история — об этом нужно сказать несколько слов.
Трудно найти на свете человека, который, хотя раз в жизни, выражаясь языком научным, не влопался бы в какую-нибудь историю. Но как бы давно это с ним ни случилось, тем не менее происшедший казус мы не вправе назвать древней историей. Ибо пред лицом науки все имеет свое строгое подразделение и классификацию.
Скажем короче:
а) Древняя история есть такая история, которая произошла чрезвычайно давно.
б) Древняя история есть такая история, которая произошла с римлянами, греками, ассириянами, финикиянами и прочими народами, говорившими на мертворожденных языках.
Все, что касается древнейших времен и о чем мы ровно ничего не знаем, называется периодом доисторическим.
Ученые, хотя и ровно ничего об этом периоде не знают (потому что если бы знали, то его пришлось бы уже назвать историческим), тем не менее разделяют его на три века:
1) Каменный, когда люди при помощи бронзы делали себе каменные орудия;
2) Бронзовый, когда при помощи камня делали бронзовые орудия;