Через восемь месяцев он умер.

За недолгое время его домашнего сидения они не то чтобы сблизились с Катей, но все-таки были рядом. И на похоронах, глядя в его лицо, ставшее странно значительным и прекрасным, Катя так горько, так отчаянно плакала, что начала икать. И икала еще пять дней. Мать даже водила ее к врачу, и тот сказал: «На нервной почве».

Вот тогда-то в их жизни и появился невзрачный мужичок Роман Ефимович Шиловец, который в материных глазах обладал по крайней мере двумя неоспоримыми достоинствами: тугим кошельком и двойным гражданством — российско-американским. Мать носилась с ним как курица с яйцом и, укрепляя позиции, родила Кате братика Сашу.

Российско-американский подданный, как честный человек, женился. Правда, общество свое никому особо не навязывал — жил в основном в Америке. Мать моталась к нему туда время от времени, с собой брала маленького Сашу. Катю оставляла в Москве на попечении тетки Шиловца, больной старухи, одиноко доживающей в его большой трехкомнатной квартире на Старом Арбате.

Она, то бишь мать, все эти годы лелеяла безумную надежду, что новоиспеченный муж позовет ее к себе в Аризону. Но тот воссоединяться с любимой супругой не торопился. И Катя сильно подозревала, что отчим вряд ли когда и соберется. А то ему плохо! Или в Штатах своих девиц не хватает, чтобы выписывать из России хваткую бабенку не первой свежести? Как говорится: а на фига козе баян? Сидит себе дома, ухаживает за капризной больной старушкой, и ладно. Но это он, конечно, погорячился — не на ту напал.

Ибо если гора не идет к Магомету, что делает Магомет? Совершенно верно! Идет к горе. И искушенная Катина мама решила не ждать больше милостей от лукавого супруга и поставить его перед свершившимся фактом.

План был таков: уехать с Сашенькой в Аризону, свою пятикомнатную квартиру сдавать за две, а то и три тысячи баксов, а Катю переселить к больной старушке на Арбат, заодно, кстати, застолбив дорогостоящую жилплощадь в центре Москвы. А еще лучше — пристроить бесхозную дочку в мужские надежные руки, а то девка молодая, неопытная, да и слаба на передок.

Вот тут-то Леша и появился. Ну просто как по заказу, по мановению волшебной палочки. И то, что доктор прописал: еще не «папик», но и не сопляк — самостоятельный мужчина с вполне приличными доходами. Жаль, конечно, что женат и ребенок — лишняя волынка и алименты. Но это неизбежное зло они как-нибудь переживут. А остальное — его трудности.

Мать вцепилась в него, как собака в кость, но она, конечно, абсолютно права. Сколько у нее, у Кати, было парней? Несть числа. И где они теперь? История умалчивает. Ночку переспал — только его и видели. Да и от ночки-то этой никакой радости. Всю обслюнявит, пару раз тыркнется — и готов. А уж о деньгах и речи не идет! Не то чтобы девушку сводить поужинать или там колечко какое-никакое подарить — сам норовит на халяву пожрать, попить, а потом еще и потрахаться.

А тут, поглядите-ка! Продуктов навезет полный холодильник, поесть приготовит, да так вкусно — ум отъешь. Посуду помоет, да еще и полы подотрет. Мать на него только что не молится. Говорит: «Покупайте квартиру, я половину оплачу». А где им взять на вторую половину? Это она спросила? У Леши таких денег нет, а у нее и подавно. Сидит на своих бабках как собака на сене — сам не гам и другим не дам. Чего жмется? Сказала «а», говори и «б». Или покупай квартиру, или эту отдай. Чего тебе эти деньги, если у мужа в Америке бизнес, как ты считаешь? И сама, слава Богу, полностью упакована. Так нет! Хочет и на елку влезть, и жопу не ободрать. А она, Катя, через нее приличного мужика потеряет. Вот и крутись тут сама из последних сил.

Ну ничего! Ее тоже на кривой козе не объедешь. Как говорится, не лыком шиты, не пальцем деланы. Ей бы только его из дома выманить, Лешу, заставить сюда перебраться, а там уж она своего не упустит. Если что, можно и забеременеть. Он, конечно, мужик осторожный, осмотрительный, но осеменителя найти не проблема — было бы желание. А желание-то у нее есть! Ох, есть! И какое желание! Тут главное — ввязаться в драку. А драться она умеет…

— А от нас кормилец ушел.

— Верунчик, это ты, что ли?

— Это я.

— Кто ушел?

— Ну Лешка, конечно, кто же еще?

— Как — ушел?

— По-английски. Не прощаясь.

— Значит, все-таки решился, — усмехнулась Аня. — Надо было сразу гнать его поганой метлой.

— Я хотела сохранить семью. Хотела, чтобы у Машки был отец.

— А зачем ей такой отец? Чтобы учить навыкам из жизни животных? А ты знаешь, что у женщин, сдерживающих свои эмоции во время ссор с мужьями, риск умереть в четыре раза выше среднего? Вспомни, как ты прожила этот год! Хорошо тебе было?

— Плохо, — честно призналась Вера. — Чуть умом не тронулась. Думала, что хуже не бывает. Оказалось, бывает…

— Да, — задумчиво проговорила Аня, — знакомое состояние. Но, как говаривал мудрейший царь Соломон, «все проходит». Пройдет и это, уж поверь мне, соломенной вдове со стажем.

— Чувствую себя последним ничтожеством, — горько призналась Вера. — Как будто это я, а не он, совершила нечто постыдное и все теперь смотрят на меня с брезгливым отвращением…

— Все, Верка, хватит! — решительно прервала ее излияния Аня. — Я тебя быстро на ноги поставлю. Считай меня с этой минуты своим гештальт-терапевтом.

— Кем считать?

— Гештальт-терапевтом.

— А что это такое?

— Эх, Верунчик! Совсем ты отстала от жизни со своими проблемами! Это сейчас очень модное течение — последний психологический писк. Полная независимость от эмоций: плевать, что скажут другие, главное — жить в гармонии с собой и никаких чудовищ из прошлого. Мы твоего блудливого Лешку утопим в Лете, уроем в глубинах забвения, чтобы и духу от него не осталось.

— Нельзя его топить, — грустно сказала Вера. — Он нужен Машке. Представляешь, не разрешает мне на ночь дверь запирать на щеколду. Говорит: «А вдруг папа придет?» А вчера упросила купить ей плюшевого барана. Кормит его, гладит, спать укладывает, говорит: «Теперь папа всегда со мной».

— Хорошие у нее ассоциации с родителем, — похвалила Аня.

— Ну он же Овен по гороскопу. А у меня просто сердце от горя разрывается, на нее глядючи. Знаешь, я читала, что одна женщина даже тайно приплачивала своему бывшему супружнику, лишь бы только он хотя бы изредка навещал их ребенка.

— Да, — согласилась Аня, — это интересно. Я тоже иногда читаю хроники психиатров. Попадаются любопытные вещи.

— Ты что же, считаешь…

— Я считаю, что никогда и ничего не нужно доводить до идиотизма. Ребенок не бессмысленный чурбан и всегда чувствует фальшь. И если ты думаешь о Машке и хочешь, чтобы она была спокойной и счастливой, рядом с ней должна находиться спокойная и счастливая мать, а не закомплексованная неврастеничка с опущенной ниже плинтуса самооценкой.

— Тебе это, конечно, удалось! — язвительно произнесла Вера.

— Да, — с вызовом ответила Аня, — мне удалось. Не сразу, естественно, и не просто, но удалось. И у тебя тоже все получится! Ты же не убогая какая-нибудь! Помнишь, как у Дудинцева, что ли: