и выяснил, что двор эмира готовился к эвакуации задолго до осады Бухары. Готовился настолько серьезно, что ряд особо ценных вещей был упакован и подготовлен к перевозке еще в начале 1920 года.

В связи с розыском сокровищницы было допрошено множество людей — от начальника караула Арка до простых водоносов, обслуживающих дворец. Были названы несколько версий: казну вывез в июле караван верблюдов через Каршинские ворота; заботы о ней взял на себя караван-баши Абдулладжон, который отправился в путь в августе через Самаркандские ворота; деньги и драгоценности забрали с собой нукеры эмира Алимхана, бежавшие из Бухары незадолго до ее осады… По материалам дела проходила еще одна гипотеза. Как известно, последний эмир бухарский был человеком чрезвычайно набожным. Так что весьма вероятно, что свои сокровища он доверил ордену дервишей-каландаров, и те мелкими порциями, просачиваясь через кордоны красноармейцев, вынесли всю сокровищницу, передали доверенному лицу эмира, а тот позаботился спрятать все в надежное место.

Следствие затянулось на годы, но никаких результатов не приносило. В 1937 году Никодима Афанасьевича по ложному доносу арестовали и фактически без суда и следствия, как и многих других красных командиров, верой и правдой служивших советской власти, расстреляли.

Всю эту историю рассказал нам Петр Никодимович, твой дедушка, когда мы учились, в школе раз… м-м-м… в одном учебном заведении. В те годы мы были друзья-не-разлей-вода и жили в одной комнате: твой дед, Евгений Петрович и твой покорный слуга, — сделал легкий ироничный поклон в сторону Васьки Валентин Борисович. — Все мы заинтересовались поисками сокровищ эмира бухарского не по меркантильным причинам.

Поскольку вся наша тройка была арабистами, то мы не могли не понимать, что в Бухаре за многие века осели настоящие произведения искусства ювелиров, художников, огранщиков драгоценных камней — и лучшие из них в сокровищнице эмира. Было ужасно жаль, что они пылятся в каком-нибудь бархане или погибают в земляной яме, вместо того чтобы украшать залы музеев…

И мы принялись за дело, которое не успел закончить Никодим Афанасьевич. Поскольку в таких делах время работает всегда против тех, кто ищет следы, работа наша продвигалась с трудом. Информацию приходилось собирать по крупицам, порой извлекать из самых неожиданных мест.

Недавно мы выяснили еще одну удивительную вещь. Оказывается, все эти годы бухарскими сокровищами интересовались не только мы!

Во время гражданской войны в Средней Азии там была активизирована и без того активная в этом регионе разведсеть службы «Интеллиджент сервис». Англичане не только активно снабжали партизан и повстанцев, другими словами, басмачей оружием и средствами, но и осуществляли широкую разведдеятельность.

Один из разведчиков — полковник Джон МакХорнет, оказывается, вел дневник! И его бумаги раскопал в архивах Британского музея его сын — Пол МакХорнет. Из записей отца он узнал, что Никодим Афанасьевич Буслаев многие годы занимался поисками сокровищ. Въедливый англичанин, вернее, шотландец, что следует из его фамилии, разыскал родственников Никодима Афанасьевича. То есть твоего деда. Так состоялась историческая встреча — тут в голосе Валентина Борисовича послышались язвительные нотки, что Ваське не очень-то понравилось, — историческая встреча в Москве, в…

– В «Макдональдсе», — подсказал Васька.

– Ах, чертенок, — крякнул Валентин Борисович. — Докопался-таки! Именно в «Макдональдсе». Хотя Петр Никодимович мог бы и в «Русское бистро» зайти, что ли… из соображений патриотизма.

Мы, то есть я и Евгений Петрович, делегировали твоего деда на эту встречу. В ходе переговоров мы решили объединить наши силы с англичанином — все равно, судя по результатам, по отдельности успеха мы добиться не могли.

Твой дед и Пол МакХорнет должны были вылететь в Ташкент на следующий день. Однако по какой-то причине и Петр Никодимович, и МакХорнет направились в Ташкент почти сразу же после встречи. Решение это, по-видимому, было принято так неожиданно, что твой дед не успел заехать домой…

– … и забрать бабушкину фотографию.

– Совершенно верно, — глянул из-под кустистых бровей на Ваську Валентин Борисович. — И из-за этой досадной оплошности ты нам, братец, немало крови попортил.

– Я?! — изумился Васька. — А я-то тут при чем? Я вижу, что дело не в порядке, — вот и бью тревогу. То фотография есть, то ее нет. Потом еще какие-то психи за мной охотятся, чеки из «Макдональдса» воруют…

При этих словах Валентин Борисович хмыкнул и кисло улыбнулся.

– Кому я крови попортил? — не на шутку рассердился Васька. — Позвонил бы дед домой, сказал бы, что все с ним в порядке, мол, уехал по делу — искать клад в Бухаре — и все! Никто бы не волновался… Может быть, он вам звонил?

– Звонил, — признался Валентин Борисович, — один раз. Скороговоркой сказал, чтобы мы не рыпались, не гнали волну, забрали у него из дома фото, не впутывали тебя, то есть внука, в его дела, что он нашел дневник отца, и — положил трубку.

– Ну, замечательно, — откинулся на спинку кресла Васька. — Прямо гора Арарат с плеч.

– Так-то оно так, — нахмурился Валентин Борисович, — только чутье развед… Чутье подсказывает — что-то здесь не то.

– А что конкретно? — насторожился Васька.

– Меня волнует примерно то же, что и тебя, — закурил сигарету Валентин Борисович. — Почему он не взял фотографию? Это же для него — святое. Почему не позвонил сразу по прилете в Ташкент из аэропорта? Почему разговор был короткий, как под дулом пистолета? Почему семье ничего не сказал? И почему не звонит сейчас? Вопросов больше, чем ответов, а это не может не настораживать.

Именно поэтому я и просил тебя прийти, — после некоторой паузы, прерываемой неглубокими затяжками, сказал Валентин Борисович. — Может быть, ты сможешь прояснить некоторые детали. Правда, я хочу, чтобы при разговоре присутствовал еще один человек — мой внук. Он тоже, как ни парадоксально, теперь имеет прямое отношение к этому делу…

– Игорь, заходи! — крикнул Валентин Борисович кому-то в соседнюю комнату.

Портьеры, загораживающие темный провал двери, колыхнулись, и Васька от неожиданности привстал со своего места. Перед ним стоял Кожаный — собственной персоной!