– Берта-то уже в пути, я полагаю… вместе с внучонком…

– Меньше, чем за десять дней, она до столицы не доберется. Ее ведь медленно повезут, чтобы старые кости не растрясти! А мы нашего голубчика в лучшем виде снарядим, самых резвых коней ему со свитой приготовим. И ежели даже он и опоздает – родовые-то грамоты у него будут, а не у Бертиного отродья! И если столичные ворожеи вздумают чистоту крови проверить – тоже все в лучшем виде соответствует! Он-то по прямой мужской линии кровь перенял, а Бертин внук – по боковой, через женщину. Судьба к нам личиком повернулась, муженек, негоже от Судьбы-то отворачиваться!

– Негоже, да только где же я тебе приблудного сыночка возьму?!? – заорал сьер Элиас.

– Не может же быть, муженек, чтобы его не нашлось!

– Может!

– Не может!

– Может!

В это же самое время дама Берта со своей свитой, Изорой, зятьями и внуком, костеря брата на чем свет стоит, въезжала во двор своего городского дома.

Родовых фамильных грамот она не получила, сманить сьера Элиаса в столицу ей не удалось, предназначенного королеве Мабилле жениха он видеть отказался. Дама Берта желала брату, его супруге, их шести дочкам с зятьями и всему прочему потомству адского огня в почки, печень и селезенку, а также много иных хвороб в различные члены. Она прервала язвительные речи лишь когда с помощью зятьев сползала с кобылы наземь.

Изора соскочила сама, хотя при ее удивительной красоте мужчины должны были бы, толкаясь и переругиваясь, наперебой протягивать ей руки. Но странным образом эта безупречная красота никого не волновала. А, может, презрительное личико было тому виной. А может, и недобрая слава, что тянулась за красавицей незримо, да ощутимо…

– Успокойся, госпожа, и признайся, что сделала ошибку, – сказала Изора, когда обе они вошли в опочивальню дамы Берты. – Напрасно ты рассчитывала, что сможешь увлечь брата этой затеей. В деньгах он не нуждается, того, что есть, ему вполне хватает, славы не ищет, да и кто ее ищет в такие годы? Все твои доводы оказались бесполезны, и следовало с самого начала действовать так, как предлагала я.

– Старый дурак! – буркнула дама Берта, стягивая головную повязку и накладные косы – с ней вместе. – Я сама виновата – отправилась с доводами рассудка к старому дураку! Очевидно, придется пустить в ход те самые чары, Изора, которые ты обещала, хотя я и не очень-то в них верю. О том, что можно вложить в мальчика неслыханную мужскую силу – знаю! О том, что можно приворожить самую неприступную женщину, – знаю! За все это я тебе готова заплатить сколько скажешь. Но чтобы над людьми имела власть детская игрушка?

– Не желаю я тебе, госпожа, чтобы ты на себе испытала власть этой игрушки…

Изора сняла с пояса скрытую до поры складками маленькую лютню, которая издали смахивала на обыкновенную ложку, не такую, какой едят похлебку, а скорее на такую, которой эту похлебку разливают.

– Вот сильнейшее оружие, которым я владею, – невозмутимо сказала она. – И нет мне нужды в тех чарах, какие напускают деревенские ведьмы! Любая женщина сжалится над любым мужчиной, стоит только зазвучать этой лютне. Ты еще увидишь, как королева Мабилла стоит на коленях перед твоим внуком, умильно заглядывая ему в глаза!

– Мы завтра поедем по лавкам, – решила дама Берта. – Нужно снарядиться в дорогу должным образом. Я засажу всех девиц шить…

– А вот этого делать не нужно, госпожа! Все наряды тебе сошьют в столице и по новейшей придворной моде. Более того – придворные портные сделают тебе все бесплатно, потому что захотят и в будущем получать заказы от бабки королевского мужа, отца новой королевы!

Любая другая женщина сказала бы это по меньшей мере с лукавой улыбкой, а Изора как будто вслух прочитала в амбарной книге, сколько овса и ячменя было выдано конюхам.

Дама Берта, впрочем, не обратила на такую странность внимания.

– Как ты все отлично придумала, милочка! – обрадовалась будущая королевская прабабка. – Значит, уже завтра нам не мешало бы выехать в дорогу. Скажи-ка, а тайные снадобья внуку нужно будет принимать уже сейчас, или достаточно будет, ежели он в столице их отведает?

Изора задумалась, поглаживая нежнейшими пальчиками игрушечную лютню, слегка подергивая ноготками струнки.

– Я бы хотела посмотреть его в опочивальне, – сказала наконец колдунья. – И без рубахи.

– Чего же проще! Я велю слугам приготовить ему чан для купанья и свежую рубаху! – тут дама Берта, вспомнив, видимо, шашни и плутни полувековой давности, захихикала. – Его искупают и переоденут, а ты сможешь сие созерцать!

Вдруг бабуля погрустнела.

– Сдается мне, что там особо любоваться нечем… – более чем горестно молвила она. – Бедненький мой внучек, как же его жестоко Судьба обделила!..

Изора продолжала пальчиками ласкать лютню, касаясь струн невесомо и заставляя их трепетать неслышно…

– Вот горе-то, вот горе! – запричитала дама Берта, вытирая слезы. – И личиком-то внучек не удался, и стан у него – как тростиночка жалкая, и бородка-то расти не желает! И хворенький он у нас, наследничек наш любезный! Право, своим бы здоровьем с ним поделилась, если бы сие…

Тут на ее уста легла холодная узкая рука.

– Молчи, госпожа. Этого довольно…

Дама Берта, сразу перестав хныкать, злобно уставилась на обнаглевшую колдунью.

И тут же увидела, что не одни они в помещении – рядом с Изорой стоит, держа ее за руку, некий муж в дымчатой сутане с капюшоном, сгорбленный, так что и лица не разглядеть, и явно бестелесный – ведь сквозь него смутно видны очертания большого камина и даже блеклое пламя в оном.

Дама Берта попятилась и села на низкую табуреточку.

– Вот оно, наше главное оружие, – ровным голосом сказала Изора. И, отцепив от пояса, подала дымчатому монашку лютню.

Рука его, взявшая гриф, уже обрела плоть – и дымчатая прозрачность его сутаны тоже сгустилась, обозначились резкие тени складок, и лицо, окаймленное короткой бородкой, сделалось вроде бы зримым…

Он присел на другой табурет, напротив дамы Берты, прижав еще звучащую лютню к груди, прямо весь вокруг нее, крошечной, обвился и завернулся, и тронул струны, и запел негромким приятным голоском, да так, что дама Берта, особа не склонная к нежным чувствам, немедленно возжелала встать, устремиться к монашку и прижать к груди голову вместе с капюшоном – если только она, голова, там и впрямь имелась.

– Вот точно так же растает сердце королевы Мабиллы. А прочее тебя, госпожа, пусть не волнует. Уж девчонка-то у них двоих непременно получится, – обнадежила Изора.

Ехать в столицу можно было по-разному. Через горный перевал путь лежал короткий, но связанный с неудобствами. Речной долиной добираться было дольше, да и переправляться через реку ниже по течению пришлось бы вброд, но других дорожных неурядиц не предвиделось. Мастер Жербер и тетка Туанетта разругались вконец, пока выбирали путь. Тетка Туанетта настаивала на ровной дорожке, пролагающей по красивой местности, где на каждом шагу – всевозможные харчевни. Поесть она любила. Мастер Жербер желал странствовать там, где его никто бы не видел, не слышал и не узнал.

– Да кто нас с тобой сейчас признает? – изумлялась тетка Туанетта. – Ты посмотри, на что я стала похожа! Да и ты сам тоже хорош!

В хижине отшельника зеркало имелось, да только то самое – магическое. Оно исправно показывало все то, что было в прошлом, и, возможно, невольно сбило с толку отшельника – он видел себя таким, как полсотни лет назад. Таким, каким в глубине души хотел бы видеть…

Тетка Туанетта долго бы препиралась с мастером Жербером, если бы не догадалась сбегать к ручью с котелком и показать сварливому отшельнику его отражение в чистой воде.

Отшельник разрыдался.