— Не опоздали… Только всё равно поздно.
— Почему?
— Просто. Может, совсем не надо было бы под землю себя загонять, чтоб оценить всё это?
— О, да ты у меня философ! Только мы-то с тобой вроде как тут ни при чём…
— Вроде как…
— Ладно, Сенека, смотри вниз, во-он туда. Сейчас как раз хорошо видно. Видишь, это Волга, у неё вода прозрачная и темнее. А вот Ока, вода мутная. Получается, что две реки в одном русле. Такого больше нигде не увидишь!
— Точно-точно. Не увидишь…
По правде, зрелище завораживало. Вроде, и ничего такого, вода разного цвета… Но если бы могла, она тоже бы ходила сюда каждый день.
— Машка, не иронизируй, я знаю, что ты подумала… Ты не понимаешь, почвы здесь разные, вот и цвет разный! Ока-то по известнякам течёт. И обе реки большие! Одинаково большие!
— Ладно… ладно. Больше не буду, — женщина засмеялась: это ли грозный разведчик? Заводится с полуоборота. Смешной.
— Скажи, а тут опасно?
— Не знаю. По мне — так нет. Особенно летом. В лесу еще куда ни шло, там всё-таки звери. А в городе? Ну, собаки одичавшие… Так это надо быть глупее паровоза, чтоб против человека с оружием… Хотя, как ни крути, а хозяева-то здесь они…
— А люди? Как думаешь, выжил кто на поверхности?
— Не встречал.
Илья замолчал. Его самого занимал этот вопрос. Очень хотелось, чтоб жизнь сохранилась ещё где-то. Наверняка сохранилась. Только вот не встречал он никого… Может, и к лучшему, правда.
— Не встречал, возможно, что и жив до сих пор из-за этого.
— Почему думаешь так?
— Зверь убивает, если есть хочет. Или защищается. А человек убивает ещё и просто так, «из любви к искусству».
— Почему сразу «убивать»? Может, они вполне мирные.
— Может. Может, и мирные.
— А вопрос можно?…
— Валяй! — что за вопрос, интересно, такой? А, не важно, сегодня всё равно всё можно. Можно гулять без противогазов, можно подсмеиваться над ним, можно даже сердиться на него, и обижаться на пустом месте.
— Ты не рассказывал никогда… На тебя нападали… незнакомые звери?
— Конечно. Все незнакомые были. Мы с ними как-то визитными карточками не обменивались, имён друг у друга не спрашивали…
Зуев, естественно, прекрасно понял, что имеет в виду жена: сказки про ужасных монстров сочинялись самими разведчиками «для поддержания тонуса», и имели успех почище сказок братьев Гримм.
— Я серьёзно.
— И я серьёзно, — он засмеялся. — «Там на неведомых дорожках полно невиданных зверей. Избушка там, на курьих ножках стоит без окон, без дверей» …Успокойся, нет здесь неведомых зверей. Такие — да. Бывало. Только я бифштекс неудобный, сам кого хочешь проглочу! Ам-ам!
— Хабалка… - Маша ткнула его кулачком в бок.
— Ага. А ещё балбес…
Они оба засмеялись.
Зуеву было хорошо. Наверное, от того, что он видел, знал — хорошо сейчас было и Маше. А ещё чувство вины, которое он испытывал перед женой последнее время, куда-то пропало. Впервые за многие годы, он был счастлив по-настоящему.
— Спасибо тебе, — Маша погладила мужа по голове, — Пошли? Жарко становится.
Маша умерла через три недели. Всё это время Зуев не отходил от жены. А когда похоронил, ушёл наверх, в очередной поиск. Обратно он не вернулся.
Скарлет
Наставник
Ему никогда не снилось метро. Уже двадцать лет подряд, просыпаясь, он видел мрачные серо- коричневые тона, господствующие в подземке: жестокое разочарование после голубого неба над головой. Опять тусклый свет аварийного освещения, от которого не зажмуришься, а только прищуришь глаза, чтоб хоть что-то разглядеть в двух метрах от себя. Еще во сне он видел тянущуюся к нему руку, поцарапанную, с обломанными ногтями, пальцы напряжены в последнем возможном усилии: дотянуться… И всегда нескольких миллиметров не хватало — просыпался. Сердце колотилось, как бешеное, его стук отдавался в ушах, заглушая все другие звуки. Не успел, не смог. Не выполнил свой долг спасателя.
Тогда, в две тысячи тринадцатом, сигнал тревоги для него и его коллег прозвучал чуть раньше, чем для остальных жителей города, их шофер развернул машину, пренебрегая всеми правилами движения, бригада МЧС направилась к ближайшей станции метро, чтобы грамотно организовать эвакуацию в бомбоубежище. Какая к черту эвакуация?! Порядка в этой толпе было не больше, чем в бегстве диких животных от лесного пожара. Что могли спасатели? Только помочь слабому, привести в чувство того, кто растерялся, поднять упавшего в толпе… В конце концов, и его затянуло в метро, за спиной закрылись ворота, он стоял на платформе, пытаясь понять, что же теперь надо делать? Свою работу… Вправить вывих, остановить кровотечение, просто посидеть рядом с человеком, держа его за руку, душевные раны кровоточат сильнее телесных. Сам он легко отделался, раньше его жизнь шла по замкнутому кругу: работа, дом, магазин. Теперь же: работа, работа, продпаек, опять работа и — хлоп мордой в подушку. Видеть сны о прошлом. Видеть солнце, небо, траву, слушать шум большого города. Или снова впустую сжать пальцы в воздухе, не дотянувшись до руки… Двадцать лет он видел это во сне. Что бы сказал по этому поводу старик Фрейд? Иногда и сигара не признак какого-то скрытого гомосексуализма, а просто сигара. А он просто чувствует свою полную беспомощность. Просто…
Люди нуждались в нем. Целый год. А потом… Как-то незаметно все наладилось, метрополитен перестал напоминать сплошную чрезвычайную ситуацию, и аббревиатура МЧС уже не звучала так гордо и обнадеживающе, как раньше. Он не привык быть лишним и ненужным. На поверхность попросился одним из первых, не трудно быть героем, когда и терять-то особенно нечего. Да и подвигом это не назовешь, когда есть хорошие защитные костюмы, риск получить облучение минимален. Не было еще никаких тварей, опасность представляли только радиация и техногенные факторы. А в городе показалось, что со всех сторон смотрят мертвые глаза. Глаза неспасенных. Ему одному из первой группы сталкеров удалось сохранить хоть внешнее подобие спокойствия, но именно тогда и начал сниться этот сон.
— Виктор, проинструктируй новичка, расскажи, что его ТАМ ждет. — Командир блокпоста подтолкнул в спину едва совершеннолетнего пацана. — Ну, вы тут сами разберетесь…
Он давно не выходил в город, уже через четверть часа ходьбы в противогазе нечем было дышать, кружилась голова, мог потерять сознание от гипоксии. Возраст, чего же он хотел? Но подготовкой сталкеров продолжал заниматься, когда попросят.
Парень изо всех сил хмурил брови, стараясь казаться серьезнее и старше, чем он есть, но больше девятнадцати лет по расчетам Виктора никак не выходило. Сопляк. Впрочем, выбора не было. Все хотели
