Русские говорили только по-русски, австралийцы — только по-английски, а полицейский-регулировщик — исключительно по-японски; все они — каждый на своем языке — яростно спорили, кто виноват и кто будет нести ответственность. Толпа сзади напирала, и Николая прижало к борту австралийского джипа. Сидевший внутри него офицер смотрел прямо перед собой, лицо его выражало раздражение и в то же время стоическую готовность претерпеть все эти мучения. Его шофер, надрываясь, орал, что он с удовольствием уладил бы это дельце один на один с русским шофером, или с русским офицером, или с ними обоими, а если придется, то и со всей этой чертовой Красной Армией!
— Вы торопитесь, сэр?
— Что? — австралийский офицер был донельзя удивлен, услышав, что к нему обращается по- английски какой-то оборванный паренек в потертой форме японского студента. Однако через пару секунд, заметив зеленые глаза на худом, изможденном лице юноши, он понял, что перед ним не японец.
— Разумеется, тороплюсь! У меня назначена встреча... — он резко вздернул к глазам руку с часами, — двенадцать минут назад!
— Я помогу вам, — сказал Николай. — За плату.
— Прошу прощения? — произнес офицер с забавным акцентом, преувеличенно чисто и старательно выговаривая слова, как это часто бывает с жителями колоний, которым до смерти хочется выглядеть даже более англичанами, чем сами коренные жители Англии.
— Дайте мне немного денег, и я помогу вам.
Офицер еще раз нетерпеливо взглянул на часы.
— О, разумеется, Бога ради, сделайте что-нибудь!
Австралийцы не поняли ничего из того, что говорил Николай сначала полисмену по-японски, затем по-русски красному офицеру, они уловили только, что он несколько раз повторил имя Мак-Артура. Это произвело немедленный эффект. Не прошло и пяти минут, как путь сквозь все это столпотворение автомобилей был расчищен и австралийский джип выехал на газон в парке, откуда уже нетрудно оказалось проехать напрямик на гравиевую дорожку, а с нее, под взглядами изумленных зевак, перескочить через поребрик и попасть на боковую улочку, тихую, свободную от всякой давки, оставив позади сбившиеся в кучу, яростно гудящие и ревущие автомобили. Николай вскочил в джип и уселся рядом с водителем. Как только они выбрались из всей этой уличной неразберихи, офицер приказал шоферу дать полный газ.
— Прекрасно. Итак, сколько я вам должен? Николай понятия не имел, какова нынешняя стоимость иностранных денег, и ляпнул наугад:
— Сто долларов.
—
— Десять долларов, — тут же поправился Николай.
— А не многовато будет? — насмешливо поинтересовался офицер, однако вытащил бумажник. — О, господи! Пусто! Хоть бы одна бумажка завалялась! Шофер! Одолжите мне десятку на пару часов.
— Простите, сэр. Нет ни цента в кармане.
— Хм-м! Слушай. Вот что. Вон там, напротив, мое учреждение. — Он показал на здание Сан Син, центр связи Союзных оккупационных сил. — Пойдем, что-нибудь для тебя придумаем.
Уже в здании Сан Син офицер провел Николая в расчетный отдел, приказав выдать ему расписку на получение десяти долларов в валюте Оккупационных сил; затем он поспешил на условленную встречу. Однако, прежде чем уйти, он бросил короткий испытующий взгляд на Николая:
— Послушай-ка. Ты ведь не англичанин, правда?
Николай говорил по-английски с истинно британским акцентом, полученным им от своих домашних учителей, однако офицер никак не мог сопоставить его изысканное произношение, которое можно приобрести лишь в частном закрытом учебном заведении, с одеждой и внешним видом юноши.
— Нет, — ответил Николай.
— А! — вздохнул офицер с явным облегчением. — Я так и думал. — И он быстро зашагал к лифтам.
Около получаса Николай просидел на деревянной скамье под дверью одного из кабинетов, ожидая своей очереди; вокруг него, в коридоре, люди разговаривали на английском, русском, французском и китайском языках. Здание Сан Син было одним из немногих мест Токио, куда стекались представители различных Оккупационных сил, и, присмотревшись, человек наблюдательный мог ощутить во всей полноте ту атмосферу недоверия, которое скрывалось здесь под маской напускного дружелюбия. Штатские — чрезвычайно вежливые чиновники в большинстве своем были американцами. Здесь Николай впервые услышал раскатистое американское “р” и резкое, звенящее металлом звучание гласных.
К тому времени, как дверь распахнулась и секретарша-американка произнесла наконец его имя, Николай почувствовал себя совсем разбитым и ему ужасно захотелось спать. Оказавшись в приемной, он тут же получил анкету, которую нужно было заполнить, а молоденькая секретарша снова принялась стучать на машинке, время от времени украдкой бросая взгляды на этого странного юношу в грязном костюме. Однако любопытство ее было затронуто не слишком глубоко; по-настоящему ее мысли занимало свидание, назначенное на сегодняшний вечер с майором, который, как говорили ее подружки, был совершенно неотразим: он всегда водил своих дам в лучшие рестораны, а то, что следовало за этим, было просто сказкой.
Когда Николай протянул заполненную анкету, девушка бегло глянула на нее и, подняв брови, неодобрительно фыркнула, однако передала ее все же дежурной из расчетного отдела, Через несколько минут Николая вызвали в кабинет.
Дежурная оказалась женщиной лет сорока, чуть полноватой и очень приятной. Она представилась, назвавшись мисс Гудбоди<
Мисс Гудбоди указала Николаю на его бланк.
— Знаете, вы все-таки должны заполнить эти пробелы.
— Не могу. Я хочу сказать, что не могу заполнить все графы.
— Не можете? — Весь многолетний служебный опыт женщины воспротивился этому слову. — Что вы имеете в виду... — Она быстро взглянула на верхнюю строчку бланка, — ...Николай?
— Я не могу указать мой адрес. У меня его нет. И номера удостоверения личности у меня тоже нет. И я не знаю, что это такое — “организация, берущая на себя поручительство”...
— Ну... это организация, которая ручается за вас. Учреждение или контора, где работаете вы или ваши родители.
— У меня нет такой организации. Какое это имеет значение?
— Понимаете, мы не можем рассчитаться с вами, пока вы не заполните бланк на получение денег по всем правилам. Вы меня поняли?
— Я голоден.
На мгновение мисс Гудбоди растерялась. Она наклонилась вперед:
— Где ваши родители? Они работают в Оккупационных силах, Николай?
Она решила, что перед ней офицерский сынок, сбежавший из дома.
— Нет.
— Вы одни здесь? — недоверчиво спросила служащая.
— Да.
— Хм-м... — Она нахмурилась и слегка передернула плечами, видя, что все ее расспросы ни к чему не приводят.
— А сколько вам лет, Николай?
— Двадцать один.
— О боже! Простите меня. Я думала... Я хочу сказать, вы выглядите лет на четырнадцать- пятнадцать, не больше. Ах, ну что ж, это совсем другое дело. Посмотрим. Как же нам поступить?
В душе мисс Гудбоди жила настоятельная необходимость по-матерински о ком-нибудь заботиться; чувство это становилось все сильнее и чище, по мере того как годы шли, а ее любовь, так же как и ее роскошное тело, оставалась невостребованной. Женщину как-то странно притягивал к себе этот молодой человек, по виду напоминавший ребенка, потерявшего мать, но по возрасту оказавшийся вполне зрелым мужчиной, годившимся в любовники. Всю эту мешанину противоречивых чувств, закипевших в ее душе,