и груди. Кит заурчал, как зверь, раздирающий мясо. Вика запустила пальцы ему в волосы. Он нашел губами ее ухо. Они опустились на пол и медленно, обстоятельно принялись изучать друг друга. Ощущения, густые как ночь, наплывали и растворялись в пространстве. На смену им пришли вихревые потоки страсти. Жажды, требующей немедленного удовлетворения. Эти потоки кружились в бешеном темпе, и их накал высветлил, казалось, беспросветную чернь ночи. Когда дыхание Никиты начало выравниваться и он откинул с Викиного лба влажную прядь волос, ночь изменила свою концентрацию, и в комнате стало возможным рассмотреть какие-то предметы. Прежде всего Вика увидела вазы. Впрочем, не совсем вазы. Их заменяли собой трехлитровые банки с водой. Но это не важно. Важным было лишь то, что в них стояло. А стояли в них именно те синие цветы, в море которых все случилось первый раз. Вика узнала их по запаху. А приглядевшись, поняла, что их тут очень много.
— Как называются эти цветы? — шепотом спросила Виктория.
— Котовник, — так же шепотом ответил Кит. — Синий котовник.
— Правда? Я тебе не говорила, что ты временами напоминаешь мне кота?
— Мартовского?
— Угу.
— А я не говорил тебе, что ты — самая необыкновенная женщина в моей жизни?
— Не говорил. Попрошу поподробней.
— Ты странная.
— Чокнутая?
— Это я чокнутый. Хожу за тобой, как шнурок за ботинками.
— И фотографируешь.
— Ну а куда деваться-то? Привычка…
— Ты меня бросишь? Знаю — бросишь. Как свою Наталью.
Кит прижался к Виктории всем телом, обнял ее так, что трудно стало дышать.
— Вика… Ты — моя половинка. Знаешь, когда я это понял?
— Интересно…
— Когда на приеме у Макса, после выставки, ты отбрила Наталью с приборами. Помнишь, Ренатка спросила, какой вилкой нужно есть?
— Честно говоря, я до сих пор не знаю.
— Потому что тебе это не важно, как и мне. В этот момент я решил, что ты будешь моей.
— Надо же, какие связи…
— У меня никогда не было такой, как ты.
— А у меня вообще никого не было. Я — ископаемое.
— Тогда я — археолог. Ты — мой милый поющий ихтиозавр. Я тебя откопал, почистил и упрятал за тридевять земель. Я — ужасный эгоист.
— А бегемота я тебе, случайно, не напоминаю?
— Бегемот холодный. А ты — теплая.
— И на том спасибо.
— Ты прекрасна, Виктория. Ты даже не знаешь, какая ты. И никто не знает. Только я.
Виктория блаженно жмурилась, слушая дифирамбы в свой адрес. Никто и никогда не говорил ей таких слов. Даже с поющим ихтиозавром пришлось смириться. В конце концов, он все же милый, этот ископаемый ихтиозавр.
В эту ночь они не сомкнули глаз. Если бы месяц назад Вике сказали, что она будет заниматься любовью СТОЛЬКО РАЗ за одну ночь — она бы не поверила. Впрочем, последнее время с ней происходят сплошные небылицы.
…Когда рассвет осторожно раздвинул створки ночи, в дом просочилось утро. Виктория разглядела еще один приготовленный для нее сюрприз. По стенам были развешаны ее портреты. Часть из них она уже видела в лаборатории, часть была новой. Во всяком случае, теперь это были законченные портреты, объединенные в композицию. Фотографий было довольно много, и все они оказались внушительных размеров. Они взирали на ложе, окруженное синим котовником, отовсюду. Вика задохнулась от увиденного. С трудом верилось, что это она. Чувство, движимое мастером, не требовало комментариев. Первой ассоциацией, возникшей у Виктории по поводу увиденного, стала улыбка Джоконды. Этого не может быть. С кем угодно, только не с ней. Толстуха. Старая дева. Сундук с комплексами. Всеобщая подушка для слез. И вдруг — ее глаза, ее улыбка, ее волосы, ее руки вызвали такое вдохновение? Такой восторг? Такое неподдельное восхищение?
— У меня нет слов… — наконец выговорила Вика.
— Надеюсь, ты не сочтешь эти фотографии за подхалимаж?
— Я не успела даже взглянуть на дело с такой стороны…
…В молочном тумане утра они пробирались к реке и плавали там, пока не проснулись третьи петухи. Когда поднимались от реки по тропинке вверх, Вика увидела того самого мохнатого старика, что встретила в лесу. Он сидел на склоне и смотрел на реку.
— Здорово, дядь Вань! — Никита поздоровался с дедом за руку. — Пришел?
— Пришел. — Старик улыбнулся беззубым ртом. — Надоть…
— Ну, заходи, дядь Вань.
— Кто это? — спросила Вика, едва они отошли от мохнатого — он, как и в прошлый раз, был в зимней шапке и шинели. Только на ногах блестели новые калоши.
— Это бабы Лены муж.
Словно нарочно, словно в подтверждение Никитиных слов, из-за забора их дома появилась голова бабы Лены, обвязанная цветастым платком. Сторожиха семенила навстречу с бидончиком в руках.
— Видела? Дедушка мой пришел! — издали закричала она Вике, улыбкой собрав в складки свое печеное личико. — А как жа! Заскучал…
И оживленная, суетливая бабка прошаркала мимо них по тропинке — к деду. Почему-то эта утренняя встреча так подействовала на Вику, что она не могла говорить. Спазм перекрыл горло, и отчаянно захотелось плакать. Только когда пришли на кухню, чтобы наконец позавтракать жаренными накануне грибами, Вика поняла, что Марина не ночевала дома.
Марининого заказчика звали Кириллом.
— Прежде всего, Кирилл, вы должны поведать мне о себе. Очень искренне и подробно.
— Зачем это?
Кирилл воззрился на нее, не скрывая удивления. Марина усмехнулась. У парня имидж нового русского — короткая стрижка чуть ли не под ноль, пиджак в крапинку. Новый джип. Все упаковано как надо. А она в душу решила залезть. Не подозрительно ли это?
— Видите ли, Кирилл… Прежде чем набросать эскизы вашего жилья, я должна составить представление о вашей личности. Ваши привычки, слабости…
— Слабости?
— Ну да. Я, например, когда на улице дождь, люблю сидеть в кресле, укрывшись пледом, и читать. Одна моя знакомая тащится по комнатным растениям. А они ведь тоже должны вписаться в интерьер. Есть люди, которые держат в квартире пятнадцать кошек.
Кирилл с интересом смотрел на нее.
— Знаете, как мы поступим, Марина? — Он задумчиво потер переносицу. — Мы с вами пойдем в ресторан. И все обсудим.
Марина пожала плечами. В ресторан так в ресторан. В конце концов, это первая сделка, и от нее многое зависит.
Кирилл привез ее в крохотный ресторанчик на три столика. Марина даже не представляла, что у них в городе имеются такие. Комната задрапирована тканью цвета темного вина. Абажуры, затянутые плотным шелком, поддерживают полумрак. Негромкая музыка не нарушает, а только подчеркивает атмосферу спокойного интима.
Им принесли жаркое в глиняных горшочках, салат и вино. Кирилл не стал заказывать себе водку, а предпочел вино, как и она. Эта деталь машинально была отмечена ею, хоть она и не представляла, чем, собственно, такая мелочь может помочь в оформлении интерьера.