потолок. Какая бесцеремонность! Прийти жить в семью брата! У тебя, милый, есть родители, в конце концов!

Марина прекрасно понимала, что негодованием ничего не поправишь, но остановить себя не могла. Тело Марины Свитовой смирнехонько лежало на диване в чистой палате, 19'7 а душа металась в пространстве, не находя себе места. В конце концов душа заставила подняться тщедушное тело и погнала его вдоль коридора. Проходящий мимо врач с удивлением посмотрел на больную.

Когда вечером пришел Макс, он с трудом отыскал жену — она мерила шагами рекреацию соседнего отделения. Сквозь обычную бледность пробивался незнакомый румянец.

— Что случилось?

Макс с недоверием вглядывался в лицо жены. Она явно чем-то возбуждена. Не может быть, чтобы до нее дошли слухи о его попытке… В семье все предупреждены, а больше никто не знает.

— Ничего! — отчеканила она, сведя брови к переносице. — Ни-че-го! Просто я тут больше не могу! Понял? Не-мо-гу!

— Но…

— Никаких «но»! Ты должен завтра.., нет, сегодня! Сегодня же забрать меня отсюда! Я ясно выражаюсь?

— Ты поругалась с врачом? — предположил Макс, с нарастающим беспокойством следя за нервозностью Марины. Что это? К чему? Почему она такая? Трудно представить ее ругающейся с врачом. Чтобы ругаться, силы нужны. А Марина последнее время ходит как тень.

— Ни с кем я не ругалась! — подчеркнуто спокойно отрезала она. — Я больше не в состоянии находиться в этих стенах ни дня. Ни минуты. Понял?

Марина метнулась мимо него в направлении своего отделения. Макс поспешил за ней. Шелковое кимоно жены трепетало от стремительности движения. Распущенные волосы летели следом за хозяйкой.

— Марин, я думаю, надо прежде поговорить с врачом, — начал было Макс, едва они вошли в палату.

— Что бы он ни сказал — я не останусь!

Щеки Марины теперь уже пылали. Она решительно раскрыла шкаф и стала кидать свои вещи на кровать.

— Для чего я должна торчать здесь? Чтобы умереть? Я могу это сделать и дома!

Макс собрался что-то возразить, но она не дала ему и рта открыть.

— Это невыносимо! Я должна что-то делать! Я хочу видеть людей, деревья! Я хочу потрогать цветы! Если мне суждено умереть, то пусть это случится где угодно, только не здесь!

Макс с нарастающей тревогой следил за действиями жены. Ее движения были стремительны, точны и целенаправленны. В десяток минут уложилась она, чтобы собрать чемодан. Без посторонней помощи! Раньше, даже будучи здоровой, она редко демонстрировала подобные всплески энергии. Больше всего он боялся, что вот сейчас, посередине бурного всплеска, она свернется, как цветок, попавший в огонь, и оставит вместо себя лишь горсть пепла.

Вечером они приехали домой. Макс включил свет в прихожей. Сразу начали бросаться в глаза те мелочи, которые не замечаешь, пока не посмотришь на них чужими глазами, — пыль на полочке в прихожей, галстуки, в спешке оставленные горой на кофейном столике, дверцы шкафа нараспашку. Он ведь не знал, что привезет сегодня Марину домой. И Александра на гастроли укатила — убираться некому. Макс с неловкой, непривычной для него суетливостью бросился устранять погрешности.

Вспомнил, что на кухне не мыта посуда — направился туда, в прихожей споткнулся о Маринин чемодан. Взял чемодан, чтобы отнести в спальню жены, и увидел ее застывшей посреди малой гостиной. Между распахнутыми дверями детской и комнаты Виктории.

О чем она думает? Макс попытался представить и не смог. Марина слишком долго не была дома. Ей нужно время, чтобы заново освоиться.

В Первомайске ничего не изменилось. Но видимо, от того, что она здесь давно не жила, замечала теперь все несуразности родного города так, как если бы разглядывала его в увеличительное стекло. Общая обшарпанность двухэтажных домишек, когда-то давно выкрашенных в грязно-желтый или, что не намного лучше, в грязно-зеленый цвет, отсутствие урн и убогость скрюченных, покоробленных буйными подростками остановок… Озабоченная угрюмость сожженных дачным солнцем лиц — все это лезло Вике в глаза назойливо и неизбежно. Вика собралась проведать отца. Забравшись в тамбур первого вагона пригородной электрички, сразу поняла, что полчаса в этом виде транспорта покажутся ей вечностью. Электричка была битком. В грязном, заплеванном вагоне сидели измученные жарой и жизнью люди. Затрепанные сумки, видавшие виды бидоны, пластмассовые ведра загромождали проход. Тамбур перегородил велосипед, а у дверей сидели на корточках два наркомана и вяло беседовали «за жизнь».

Вика попыталась пройти через тамбур, но ее остановила женщина, которая уже, видимо, пыталась сделать то же самое:

— Там девочка писает.

Пришлось стоять и ждать, когда неизвестная находчивая девочка сделает свои дела и освободит путь в другой вагон. Когда Вика наконец нашла вагон почище и посвободнее, уже подъезжали. У виадука Вику поджидала бледно-сиреневая иномарка новой жены отца, Валерии. Заметив Вику, Валерия изобразила радушную улыбку и посигналила. Вика махнула в ответ рукой.

Валерия, как всегда, была великолепна: ровную загорелую кожу оттеняли кипенно-белый топик и белые же шорты. Темные очки без оправы с тонкими дужками были усажены поверх волос и усиливали впечатление особой яркости блондинистой прически. Подчеркивали.

— Все о'кей? — поинтересовалась Валерия, когда Вика усаживалась.

Та вспомнила электричку, замученные лица, заплеванный пол и согласилась:

— Да, все о'кей!

— Ну как ты? — спросила Валерия, выруливая с привокзальной площади, и, тут же забыв о своем вопросе, благополучно перешла к беспредметной болтовне.

Вика слушала о преимуществах косметики «Avon», о страничке Мадонны в Интернете, о новом фильтре для воды, который Валерия присмотрела в универмаге и который она советует также приобрести и Вике. Вика медленно перестраивалась от образа жизни своей матери к образу жизни Валерии. Переход был трудным и болезненным.

Неожиданно Валерия притормозила возле полосатого козырька летнего открытого кафе.

— Выпьем соку? — спросила она и, не дожидаясь согласия Виктории, выпорхнула из машины. Вика седьмым чувством уловила, что здесь что-то не то. Не просто так отцова жена привезла ее сюда, а не сразу домой. Интуиция не обманула — едва принесли сок и мороженое, Валерия выпалила:

— Я хочу поговорить о твоем отце!

— Что с ним, он заболел?

На Викин мгновенный неподдельный испуг Валерия только усмехнулась. Тогда Вика как-то сразу успокоилась. Подвинула к себе вазочку с мороженым и кивнула:

— Ну, давай поговорим.

Вика наблюдала за «мачехой» из-под ресниц. С удивлением обнаружила, что Валерия нервничает. Это ни в какие рамки не лезло. Неужели с отцом что-то стряслось?

— Не тяни! — приказала Вика.

— Последнее время.., твой отец, он.., ведет себя непозволительно. Он очень изменился.

— Он тебе изменяет? — предположила Вика.

— Только этого не хватало! — воскликнула Валерия и воткнула ложечку в шарик мороженого. — Типун тебе на язык! Дело в другом.

Вика совсем успокоилась и принялась за мороженое. Три цветных шарика холодного лакомства выглядели весьма аппетитно — розовый, желтый и кофейный.

— Мороженое — пальчики оближешь! — похвалила она и отметила, что Валерия лишь безжалостно ковыряет мороженое, разрушая шарики.

Она даже не вставила свое обычное «Не боишься растолстеть?». Пропустила Викино замечание мимо ушей.

— Если быть более точной, дело вовсе не в отце.