прочными путами, не давая действовать, и подернул пеленой его мозг. У юноши не хватало мужества бороться с ним, и он ощущал лишь глухое неприятие ожидавшей его участи.

Ему нельзя было позволять лодке дрейфовать столь близко от гористых берегов острова, жители которого нападают на чужеземцев. Но теперь это не имело никакого значения. Что Аррен мог предпринять? Плыть обратно на Рокк? Он потерялся, потерялся окончательно и бесповоротно в бескрайнем Пределе. Ему не под силу было совершить многодневное плавание к какому-либо дружественному острову. Аррен мог сделать это только под руководством мага, который лежал теперь больной и беспомощный. Его ранение было столь же неожиданно и бессмысленно, как и смерть Сэпли. Лицо мага осунулось и пожелтело. Возможно, он умирал. Аррен понимал, что должен пойти и соорудить над ним навес, дабы защитить Сокола от палящих лучей солнца, а также дать ему воды. Людям, потерявшим много крови, необходимо вдоволь пить. Но у них осталось совсем немного пресной воды, бочонок был почти пуст. Что из этого следовало? Во всяком случае, ничего хорошего. Удача отвернулась от них.

Шли часы, солнце палило вовсю. Сероватое марево окружало неподвижно сидящего Аррена.

Наконец, лицо его овеяло прохладой. Мальчик поднял голову. Наступил вечер: солнце уже село, на западе догорала полоска заката. Подгоняемая легким ветерком, «Ясноглазка» не спеша скользила на восток, огибая крутые, лесистые берега Обехола.

Аррен прошел на корму и позаботился о своем компаньоне, положив его на соломенный тюфяк под навес и дав ему воды. Он сделал все это поспешно, стараясь не смотреть на повязку, которая нуждалась в смене, ибо из раны продолжала сочиться кровь. Сокол так ослаб, что не мог говорить. Не открывая глаз, маг жадно попил и тут же вновь погрузился в сон, в котором он нуждался больше всего. Когда опустилась тьма, ветер стих, но магический ветер не пришел ему на смену, и лодка вновь лениво закачалась на легкой волне. Теперь возвышавшиеся справа по курсу горы черными глыбами выделялись на фоне усыпанного звездами неба, и Аррен долго не мог оторвать от них взгляда. Их очертания казались ему странно знакомыми, будто он уже видел их прежде, а, может, знал их всю жизнь. Когда он лег спать, то расположился лицом к югу, где над безмятежной гладью моря высоко в небе горела звезда Гобардон. Чуть ниже виднелись еще две звезды, образуя вместе с ней треугольник. А под ними вытянулись в линию еще три, служа стороной большего треугольника. Затем, по прошествии некоторого времени, взошли еще две звезды, грациозно скользя по усыпанной серебром угольно-черной равнине. Они были желтыми, как Гобардон, но не такими яркими, и сияли у правого угла большего треугольника, причем правая располагалась чуть выше, чем левая. Словом, взошли восемь из девяти звезд, которые, как считалось, образовывали человеческую фигурку или Хардикскую руну Агнен. Аррен не видел в этом узоре фигурки человека, разве что, как обычно бывает с созвездиями, она была невероятно перекошена, но руна различалась отчетливо, не хватало лишь последнего штриха у основания, чтобы завершить ее – девятая звезда пока что не взошла. Наблюдая за звездами, Аррен уснул.

Проснувшись на рассвете, он увидел, что «Ясноглазку» еще дальше отнесло от Обехола. Берега острова окутал туман, из которого торчали лишь верхушки гор. Над фиолетовой гладью южного моря он слегка редел, превращаясь в дымку, затмевавшую последние звезды. Аррен взглянул на своего спутника. Сокол дышал неровно, словно боль скользила по поверхности сна, не нарушая его. Лицо мага казалось осунувшимся и постаревшим в холодном, не знающем тени свете. Аррен смотрел и видел перед собой человека, у которого больше не было ни власти, ни магической силы, ни здоровья, ни даже молодости – ничего. Он не смог ни спасти Сэпли, ни избежать направленного в него дротика. Он вовлек их в это безумное предприятие и не смог защитить от напастей. Теперь Сэпли мертв, он сам умирает, и Аррен тоже вскоре умрет. А всему виной этот человек, и главное – все напрасно, впустую.

Итак, юноша глядел на него полными отчаяния глазами и не видел ничего.

В нем не шевельнулись воспоминания о фонтане под раскидистой рябиной, о белом магическом свете в тумане на невольничьем корабле, о запущенном саде Дома Красильщиков. В нем не проснулись ни гордость, ни упрямство. Аррен наблюдал за тем, как над спокойным морем забрезжил рассвет, окрасив едва заметные волны в бледно-аметистовый цвет. Все вокруг стало таким призрачным, без присущих реальности силы и напора, что больше смахивало на сон. В глубинах моря и грез не было ничего – пустота, бездна. Лодка медленно плыла вперед, повинуясь слабым порывам ветра. За ее кормой ясно вырисовывались на фоне восходящего солнца вершины гор Обехола. Оттуда и дул ветер, унося «Ясноглазку» прочь от острова и от всего мира – в Открытое Море.

Ближе к полудню Сокол очнулся и попросил воды. Утолив жажду, он спросил:

– Куда мы плывем?

Парус над его головой был наполнен ветром, и лодка скакала по волнам, словно ласточка.

– На запад, или на северо-запад.

– Мне холодно, – сказал Сокол. Солнце палило вовсю, раскаляя лодку.

Аррен промолчал.

– Попробуй держать курс на запад. Веллоги к западу от Обехола.

Высадимся там. Нам нужна вода.

Мальчик смотрел вперед поверх пустынной глади моря.

– В чем дело, Аррен?

Юноша не ответил.

Сокол попытался сесть, но не смог. Тогда он попробовал дотянуться до своего посоха, который лежал у ящика с припасами, но тот был слишком далеко. Осознав это, маг хотел что-то сказать, однако слова застряли в его пересохшем горле. Из-под покоробившейся повязки вновь выступила кровь, растекаясь темно-красной паутинкой по темной коже его груди. Он хрипло задышал и закрыл глаза.

Аррен бросил на него быстрый бесстрастный взгляд, затем прошел вперед и вновь устроился на носу, глядя на море. Во рту у него совсем пересохло. Сильный восточный ветер, дувший сейчас в Открытом Море, напоминал пустынный суховей. В их бочонке еще плескались две-три пинты воды, но Аррен считал, что вода не для него, а для Сокола. Ему и в голову не пришло бы выпить ее. Он закинул удочки, помня, что с тех пор, как они покинули Лорбанери, сырая рыба помогала им утолять не только голод, но и жажду. Но клева не было. Хотя это не имело никакого значения. Лодка скользила по водной пустыне. Над нею, также с востока на запад двигалось солнце, медленно, но верно выигрывая гонку за счет ширины неба. Однажды Аррену показалось, что он видел на юге голубоватую дымку, которая, возможно, была островом или облаком. Однако лодка час за часом мчалась примерно на северо-запад, и он не предпринял никаких попыток развернуть ее, пустив дело на самотек. Был ли там остров или нет – какая, в сущности, разница. Для него все это великолепие ветра, света и моря давно стало тусклым и лживым.

Опустилась тьма, затем взошло солнце, и вновь темнота, и опять свет, словно барабанная дробь на туго натянутой канве неба. Аррен опустил руку в воду у борта лодки. На мгновение он ясно увидел ее бледно-зеленую тень под поверхностью журчащей воды. Мальчик поднес ладонь ко рту и облизал пальцы. Влага была горькой и обжигала губы, но он вновь проделал это. Затем ему стало плохо, и мальчик скрючился на днище лодки. Его рвало, но лишь капелька желчи обожгла горло Аррена. У него не было больше воды для Сокола, и он боялся подойти к нему. Мальчик лежал ничком, весь дрожа, несмотря на жару. Было тихо, жарко и светло – ужасно светло. Аррен прикрыл глаза, спасаясь от всепроникающего света.