Над окошечком висит таблица: «Администратор». В окошечко виден затылок: человек разговаривает с кем-то, находящимся в глубине комнаты.

— Нам бы номер на двоих... — говорю я робко и просительно.

— Номеров нет, — отрезал затылок и продолжал прерванный разговор.

— Видите ли, мы приехали снимать футбольный фильм...

Поворот головы: теперь в окошечке виден профиль. Лед тронулся.

— У нас будет сниматься Борис Пайчадзе.

Я бил наверняка: Борис Пайчадзе, центральный нападающий тбилисского «Динамо», был кумиром своих земляков.

— Пайчадзе?! Боря?!

Профиль повернулся фасом. Широкое лицо и большие черные глаза излучают восторг, гостеприимство, дружбу. Голова высовывается из окошка, кричит кому-то в глубину коридора:

— Эй, кацо! Вынеси вещи из семнадцатого номера в камеру хранения! Тот парень уже третий день за комнату не платит.

Так волей его величества футбола — в Тбилиси поклоняются ему самозабвенно — мы вселились в номер семнадцатый одной из тбилисских гостиниц, в отличный номер с балконом, с видом на прямой, широкий Михайловский проспект (сейчас он, наверное, переименован) и на далекую гряду зеленых гор. Мы — это я и левый защитник «Спартака» Георгий Путилин, взявший на себя роль руководителя юных грузинских футболистов, которым предстояло сниматься в массовых сценах в учебном фильме «Техника футбола». Фильм снимался молодым режиссером студии «Мостехфильм» Амасом Кондахчаном по моему сценарию и при моей консультации. Кондахчан с нами в гостинице не поселился: в Тбилиси, в одном из старинных деревянных домов с четырехугольным внутренним двориком, с балкончиками, наружными лестницами и переходами, жила его сестра, и у нее Амас нашел приют.

Два чудесных месяца в столице Грузии, два месяца золотой грузинской осени... Утром мы отправлялись на базар, покупали душистый грузинский хлеб — лаваш и янтарный виноград, подернутый сизой паутиной. Завтракали мы на стадионе. Футбольное поле нежилось в утренних лучах солнца, сквозь узорную вязь верхней балюстрады трибун в воздушной дали мерцали снежные вершины гор.

Позавтракав, мы принимались за работу. Кондахчан устанавливал киноаппарат, Путилин выносил на поле в большой сетке десяток новеньких, желтых, блестящих футбольных мячей.

«Актеры» нашего фильма, лучшие мастера советского футбола, приехавшие после окончания сезона в Тбилиси, рассаживались на скамьях трибун или на траве у ворот, и начиналась съемка.

Сначала я работал отдельно с кем-нибудь из футболистов, проверял и окончательно отшлифовывал его удар, остановку мяча, финт, обводку, а затем, когда прием выполнялся безупречно, Кондахчан снимал его с нескольких позиций «рапидом» — замедленной съемкой.

По признаку «коронных» приемов были мною отобраны и приглашены для участия в фильме мастера нашего футбола. Сергей Ильин, левый крайний московского «Динамо», и Лайко, левый полусредний киевского «Динамо», снимались на ударе прямым подъемом — одном из основных ударов в футболе, которым, однако, хорошо владеют немногие. Нападающий московских динамовцев Михаил Семичастный демонстрировал великолепные удары головой с места и в прыжке. Борис Пайчадзе, тонкий мастер обводки, легко и непринужденно, не замедляя бега, выписывал с мячом замысловатые фигуры между расставленными на поле стойками. Елисеев, правый полусредний московского «Динамо», оказался универсалом: был хорош и на ударах внутренней стороной подъема, и на остановках мяча, и на ударах головой. Среди приглашенных был и непревзойденный футбольный кудесник Григорий Федотов. Я ожидал, что Гриша продемонстрирует в Тбилиси весь арсенал футбольной техники. Однако когда мы приступили к съемке, обнаружилось неожиданное и весьма поучительное обстоятельство: Федотов одевал бутсы сорок пятого номера. При такой огромной ступне нечего было и думать об ударах прямым подъемом: носок зацеплял бы за землю. Федотов владел, в сущности, только одним ударом — внешней стороной подъема. Но этим ударом он владел в совершенстве, бил сильно и точно из всех положений, по неподвижному, катящемуся и летящему мячу, по низкому и высокому, бил без поправки, без остановки, под любым углом, бил с места, в беге и в прыжке. Это доведенное до предела владение одним ударом создало впечатление разнообразной, искусной техники и делало Федотова самым опасным из наших нападающих.

Мы засняли его в очень трудном техническом приеме: мяч сильно посылался сбоку поля к воротам на высоте метра-полутора метра — слишком высоко для удара ногой, слишком низко для удара головой, — и Федотов в прыжке направлял его своим единственным «коронным» приемом в гол. Мяч изменял направление под прямым углом и, словно пушечное ядро, входил в ворота. Выполнял Федотов этот труднейший удар без промаха. Мы засняли Гришу также в нескольких видах остановки мяча, требующих особой мягкости и эластичности движений. А мягкость движений у Федотова была поистине кошачьей.

Я часто вспоминаю этого безвременно ушедшего от нас большого мастера футбола, его скромность, душевный такт, обаятельную улыбку. Трудно было играть Федотову: слишком плотно, а подчас и грубо его опекали. Еще труднее было играть против него: никакая опека не могла его удержать. Но как бы остра ни была борьба, как бы важна ни была для его команды победа, Федотов никогда не играл грубо. Это оружие в его арсенале боевых приемов отсутствовало...

...Засняв на пленку определенный технический прием, мы переходили к «массовым сценам». Надо было показать, как прием разучивается на тренировках. Постановщиком массовых сцен с участием футболистов из высококлассной юношеской команды Тбилиси был, как уже упоминалось, Путилин. Он вообще оказался очень ценным помощником — знающим, толковым, энергичным. В Москве он сам, не дожидаясь приглашения, пришел на «Мостехфильм» и добился включения в съемочную группу. Я знал его как защитника «Спартака» и часто любовался его редкими по красоте, точности и чистоте исполнения настильными ударами. Он посылал мяч от ворот далеко в поле своим нападающим, причем мяч шел как раз на такой высоте, чтобы игроки противника не могли его перехватить.