— Оставьте нас, — велит Тодд мужчине, который меня впустил. При этом он не сводит с меня взгляда.

— Говорил же, хорошенькая! — усмехается тот и исчезает в смежной комнате.

Тодд стоит и смотрит.

— Ты, — говорит он.

Но ближе не подходит.

— Тодд… — Я делаю шаг навстречу.

Он делает шаг назад.

Я останавливаюсь.

— Кто это? — спрашивает он, глядя на Ли, который изо всех сил корчит из себя настоящего солдата.

— Ли, — отвечаю я. — Друг. Он пришел, чтобы…

— Что ты тут делаешь?

— Я вернулась за тобой… чтобы тебя спасти.

Тодд сглатывает слюну — я вижу, как дергается его горло.

— Виола, — наконец говорит он. И мое имя всюду в его шуме: Виола Виола Виола.

Тодд хватается за волосы — они стали длиннее и лохматее, чем раньше.

А сам он заметно вырос.

— Виола, — повторяет он.

— Да, это я. — Делаю еще шаг навстречу. Он не пятится, поэтому я иду дальше, не бегу, но подхожу ближе и ближе.

Когда я уже совсем рядом, он снова делает шаг назад.

— Тодд?

— Что ты тут делаешь?

— Я пришла за тобой. — У меня ёкает в груди. — Как обещала.

— Ты обещала меня не бросать, — говорит он, в Шуме — громкая досада на самого себя, на свои слова и голос. Тодд откашливается. — Но бросила.

— Меня забрали, я ничего не могла поделать.

Его Шум становится громче, и я слышу в нем не только радость, но и…

Ох, господи, Тодд… ты злишься.

— Да что я такого сделала? Нам надо бежать. «Ответ» скоро…

— Так ты заодно с «Ответом»? — рявкает он с неожиданной злостью в голосе. — Заодно с убийцами…

— А ты, значит, солдат? — спрашиваю я в отместку, дивясь самой себе. Меня тоже одолевает гнев, и я показываю пальцем на букву «В» у него на рукаве. — Только не говори мне про убийц…

— «Ответ» убил всех спэклов, — низким, яростным голосом проговаривает Тодд.

И в его Шуме — горы трупов.

Высокие кучи, похожие на мусорные.

На стене — наша синяя «О».

А посреди всего этого — Тодд.

— Лучше б и меня сразу убили, — говорит он.

И закрывает глаза.

Я — круг, круг — это я, твердит его Шум.

— Виола? — подает голос Ли за моей спиной.

Оборачиваюсь. Он прошел уже половину зала.

— Подожди снаружи.

— Виола…

— Снаружи.

У него такой озабоченный взгляд, он так готов вступиться за меня, что мое сердце на миг замирает. По дороге сюда он как можно громче думал, что я — его пленница. В итоге большинство встречных солдат решали, что он ведет меня насиловать, и радостно присвистывали, желая ему удачи. Потом мы спрятались возле собора и увидели отъезжающего Дейви Прентисса — все его гнусные мысли были о том, как они с Тоддом должны отпраздновать свое повышение.

И тогда мы притворились подарком.

Сработало.

Я даже немного разочарована, что все так легко прошло.

Ли переминается с ноги на ногу:

— Позови меня, если что.

— Позову, — отвечаю я.

Он ждет еще секунду, потом выходит за дверь, но оставляет ее открытой, чтобы присматривать за нами.

Глаза Тодда по-прежнему закрыты, и он все твердит про себя: «Я — круг, круг — это я». Должна сказать, это ужасно похоже на то, что я слышала раньше от мэра.

— Мы не убивали спэклов.

— «Мы»?! — открывая глаза, переспрашивает он.

— Я не знаю, кто это сделал, но не мы.

— Вы сбросили на них бомбу в тот же день, когда ты взорвала башню. — Он едва не выплевывает эти слова. — А потом вернулись за узниками и довели задуманное до конца.

— Бомбу? Какую еще бомбу?

Но потом я вспоминаю…

Первый взрыв, заставивший солдат убежать от радиобашни…

Нет.

Она не могла.

Даже госпожа Койл не могла на такое пойти. «За кого ты нас принимаешь?» — в гневе спросила она…

Но на вопрос так и не ответила.

Нет, нет, это неправда, и к тому же…

— Кто тебе это сказал? — выпаливаю я. — Дейви Прентисс?

Тодд удивленно моргает:

— Кто?

— Как это кто? — Мой голос стал уверенней и жестче. — Твой новый лучший друг! Негодяй, который хотел меня убить. Тодд, и с которым вы весело ездите на работу каждое утро!

Он стискивает кулаки.

— Так ты за мной шпионила? — вопрошает он. — Я не видел тебя три месяца, три месяца от тебя ни слуху ни духу, и все это время ты шпионила за мной — в свободное от бомбежек время!

— Конечно! — воплю я, чтобы его перекричать. — Три месяца я выгораживала тебя перед людьми, которые с удовольствием назвали бы тебя предателем и врагом. Тодд! Три месяца удивлялась, с какой стати ты работаешь на мэра и откуда он узнал про океан — на следующий же день после разговора с тобой! — Он морщится, но я не унимаюсь, задираю рукав и показываю ему руку: — Три месяца гадала, зачем ты клеймишь женщин этим!

Его лицо мигом меняется, и он едва сдерживает крик, словно это его только что клеймили железным обручем. Он прикрывает рот рукой, но его Шум на мгновение заливает черным. Другой рукой Тодд тянется ко мне, к железной ленте, от которой я уже никогда не избавлюсь. Кожа вокруг еще красная, под лентой с