— Он жив! — говорит она. — Но перешел на их сторону!
— Заткнитесь!!!
Я бегу по лагерю, не заботясь о сне его обитателей.
Госпожа Койл догоняет меня и хватает за руку:
— Ты потеряла его, дитя. Если он вообще когда-то был твоим…
Я наотмашь бью ее по лицу — так быстро и сильно, что она не успевает защититься. Все равно что по дереву ударить. Ее твердое крепкое тело пошатывается, а моя рука звенит от боли.
— Прекратите молоть чушь!
— Да как ты
— Да вы еще
— Ах ты хамка…
Я шагаю ей навстречу.
Она не пятится.
Но умолкает.
— Я вас ненавижу, — медленно выговариваю я. — На любое ваше действие мэр отвечает какими- нибудь ужасами!
— Не я развязала эту войну…
— Но вы ее обожаете! — Я делаю еще шаг вперед. — Вам
Ее лицо искажает такая злоба, что это видно даже в темноте.
Но я не боюсь ее.
И она это чувствует.
— В жизни не все так просто, дитя. Мир не черно-белый. Никогда не был и не будет. И ты, похоже, забыла, — от ее улыбки мороз идет по коже, — что в этой войне заняла мою сторону.
Я подхожу к ней вплотную:
— Мэра надо свергнуть, поэтому я вам помогаю. Но когда это случится… — я стою так близко, что чувствую на лице ее дыхание, — не придется ли мне свергать и вас?
Она не отвечает.
Но и не пятится.
Я разворачиваюсь на каблуках и ухожу прочь.
— Его больше нет, Виола! — кричит госпожа Койл мне в спину.
Но я просто иду дальше.
— Мне нужно в город.
— Сейчас? — спрашивает Уилф, глядя на небо. — Скоро рассвет ужо. Опасно.
— А когда не опасно? У меня нет выбора.
Он рассеянно моргает, но сразу же принимается готовить телегу.
— Нет, — останавливаю его я. — Научи меня править, я поеду одна. Тебе нельзя так рисковать.
— За Тоддом едешь?
Киваю.
— Тогда я с тобой.
— Уилф…
— Еще рано, — перебивает меня он, впрягая быков. — Хоть до дороги тебя подброшу.
И продолжает молча запрягать телегу. Быки недоумевают, почему им так и не дали отдохнуть, и все твердят: Уилф? Уилф?
Я вспоминаю про Джейн: что она скажет, узнав, какой опасности я подвергаю ее мужа?
Но говорю только:
— Спасибо.
— Я с вами, — раздается чей-то голос.
Оборачиваюсь: передо мной стоит сонный, но уже одетый Ли.
— Ты почему не спишь? Нет, с нами нельзя.
— Можно. Вы тут весь лагерь перебудили.
— Это слишком опасно. Они услышат твой Шум.
Не открывая рта, он говорит мне: Ну и пусть слышат.
— Ли…
— Ты ведь едешь искать его, так?
Я вздыхаю. Может, лучше остаться, пока не пришлось рисковать еще чьей-нибудь жизнью?
— Ты едешь в министерство Вопросов, — тихо говорит Ли.
Киваю.
А потом до меня доходит.
Шивон и его мама тоже могут быть там.
Киваю снова, и на сей раз Ли понимает: мы едем вместе.
Никто не пытается нам помешать, хотя уже пол-лагеря знает, куда мы собрались. У госпожи Койл есть на то причины.
По дороге мы почти не разговариваем. Я просто слушаю Шум Ли и его мысли о семье, мэре и о том, что мэр с ним сделает, если схватит.
Мысли обо мне.
— Лучше скажи что-нибудь, — говорит Ли. — Невежливо так вслушиваться в чужой Шум.
— Знаю.
Но у меня жутко пересохло во рту, и сказать особо нечего.
Солнце всходит раньше, чем мы успеваем добраться до города. Уилф изо всех сил подгоняет быков, но все равно мы страшно рискуем: нельзя появляться в проснувшемся городе на телеге, в которой едет два Шумных человека.
Но Уилф не останавливается.
Я объяснила ему, куда именно мне надо, и он сказал, что знает это место. Он останавливает телегу в чаще леса и показывает нам на утес:
— Бегите, тока людям на глаза не показывайтесь!
— Хорошо. Но если через час не вернемся, езжай обратно, не жди нас.
Уилф молча смотрит на меня. Мы оба понимаем: никуда он не уедет.
Мы с Ли взбираемся на утес, стараясь все время двигаться под покровом деревьев, а на вершине нам становится ясно, почему Уилф высадил нас именно тут. Неподалеку возвышается холм, на котором стояла башня, и отсюда хорошо видно дорогу к министерству Вопросов — это что-то вроде тюрьмы или пыточной или…
Даже думать тошно.
Мы лежим рядом на животе и выглядываем из-за кустов на дорогу.
— Будь начеку, — шепчет Ли.
В этом нет нужды. Как только солнце окончательно встает, Нью-Прентисстаун погружается в РЁВ своих жителей. Непонятно, зачем Ли так уж прятать свой Шум. В этом потоке можно утонуть, не то что спрятаться.
— Вот именно, в нем тонешь, — отвечает Ли, когда я задаю вопрос вслух. — Если в него погрузиться, мигом задохнешься.
— Не представляю, каково было расти в таком мире…
— Да, не представляешь, — кивает он.
Но тон у него не самодовольный.
Я щурюсь, пытаясь разглядеть дорогу в ослепительном солнце:
