На предплечье женщины — железный браслет, такой тугой, что кажется, он
— Ими раньше клеймили скот, — отвечает госпожа Брэтит, злобно подстегивая быков. Мы мчимся по дорожкам, вовсе не предназначенным для такой быстрой езды. — Вот
— Помогите, — шепчет женщина.
— Я вам помогаю, — говорю я. Ее голова покоится на моих коленях. Я обворачиваю повязкой железную ленту и замечаю выбитый на ней номер.
1391.
— Как вас зовут? — спрашиваю я.
Но глаза у нее полуприкрыты, и она лишь повторяет:
— Помогите.
— Откуда нам знать, что она не шпион? — спрашивает госпожа Койл, скрестив руки на груди.
— Господи! — огрызаюсь я. — Есть у вас сердце или нет?
Она мрачнеет:
— Мы должны быть готовы к любым уловкам.
— У нее заражение, руку уже не спасти, — говорит госпожа Брэтит. — Если она и шпион, вернуться в город она сможет не скоро.
Госпожа Койл вздыхает:
— Где вы ее нашли?
— Рядом с новым министерством Вопросов, о котором нам докладывали, — отвечает госпожа Брэтит, хмурясь еще сильней.
— Мы подложили бомбу в здание небольшого склада неподалеку, — говорю я. — Ближе подобраться не удалось.
— Силы небесные, Никола, он их
Госпожа Койл потирает пальцами лоб:
— Знаю.
— Нельзя эту ленту просто вырезать? — спрашиваю я. — А рану потом вылечить?
Госпожа Брэтит качает головой:
— Лента обработана специальными веществами, которые не дадут ране затянуться. В этом суть: снять клеймо нельзя, если не хочешь истечь кровью. Это навсегда.
— О, боже…
— Мне надо с ней поговорить, — заявляет госпожа Койл.
— Сейчас там Надари. Возможно, она придет в сознание перед операцией.
— Тогда идем.
Целительницы направляются в сторону палатки-лазарета. Я иду за ними, но госпожа Койл останавливает меня строгим взглядом:
— Тебе с нами нельзя, дитя.
— Почему?
Но они молча уходят, оставляя меня одну на холодном ветру.
— Ты цела, Хильди? — спрашивает Уилф. Я хожу среди его быков, пока он гладит их натертые сбруей шеи и спины. Уилф, говорят они.
Других слов от них я не слышала.
— Ага. Правда, ночь выдалась тяжелая. Мы спасли женщину, у которой на руке было клеймо из железного обруча.
Уилф ненадолго погружается в раздумья, а потом указывает на железные полоски, оковывающие ногу каждого быка:
— Такие штоль?
Киваю.
— На человеке?! — Он присвистывает.
— Жизнь в городе меняется, Уилф, — говорю я. — Меняется к худшему.
— Знаю, — отвечает он. — Скоро мы кой-чего устроим, и тогда все кончится. Так или иначе.
Я удивленно смотрю на него:
— Ты знаешь, что она задумала?
Уилф качает головой и поглаживает железную ленту на ноге быка. Уилф, говорит тот.
— Виола! — окликает меня женский голос с другого конца лагеря.
Через темную поляну к нам стремительно шагает госпожа Койл.
— Она тут всех перебудит, — бурчит Уилф.
— Больная немного бредит, — говорит госпожа Надари, когда я встаю на колени рядом с койкой. — У тебя минута в лучшем случае.
— Скажи ей, что говорила нам, — просит госпожа Койл женщину. — Просто скажи — и сразу уснешь.
— Рука, — выдавливает женщина. Глаза у нее затуманены. — Моя рука… уже не больно.
— Ну же, голубушка, скажи ей, — на удивление мягким и теплым голосом говорит госпожа Койл. — И тебе сразу станет хорошо.
Глаза женщины останавливаются на мне и слегка приоткрываются.
— Ты, — говорит она, — девочка на площади…
— Виола, — киваю я, кладя ладонь на ее здоровую руку.
— У нас очень мало времени, Джесс, — уже строже говорит госпожа Койл, называя раненую по имени. — Скажи ей.
— Да что сказать? — с досадой спрашиваю я. Ну, разве можно так тревожить больную?
Я уже собираюсь задать этот вопрос, когда госпожа Койл отвечает:
— Скажи, кто с тобой это сделал.
В глазах Джесс вспыхивает страх.
— О… О, нет, нет!
— Только два слова, и мы дадим тебе уснуть.
— Мальчики, — отвечает женщина. — Мальчики. Подростки.
Я судорожно глотаю воздух.
— Какие мальчики? — спрашивает госпожа Койл. — Скажи имена.
— Дейви… — Глаза женщины стекленеют, нас она больше не видит. — Дейви — старший.
Госпожа Койл ловит мой взгляд:
— А второй?
— Такой тихий… Ни с кем не разговаривал. Все делал… молча.
— Как его звали? — не унимается госпожа Койл.
— Мне пора, — говорю я, вставая и не желая слышать ответ.
Госпожа Койл хватает меня за руку и не дает уйти.
— Как его звали?
Дыхание больной становится натужным, она почти хрипит.
— Ну все, довольно, — говорит госпожа Надари. — Я с самого начала была против…
— Еще секунду, — обрывает ее госпожа Койл.
— Никола…
— Тодд, — выдавливает женщина на койке, женщина с воспаленной рукой, которую сейчас ампутируют, спасенная мною женщина… Глаза бы мои ее не видели. — Второго звали Тодд.
— Оставьте меня в покое, — кричу я, когда госпожа Койл выбегает за мной из палатки.
