«Ответ» никого не убивал нарочно.

— Пятьдесят шесть человек, — вставляет Дейви.

— Семьдесят пять, — поправляет его мэр. — А еще выкрали триста узников.

— Они уже пытались нас подорвать, помнишь? — добавляет Дейви. — Вот стервы!

— «Ответ» вышел на тропу войны, — говорит мэр, обращаясь главным образом ко мне. — И мы ответим им тем же.

— Точно! — Дейви зачем-то передергивает затвор винтовки.

— Понимаю, что ты чувствуешь из-за Виолы, — продолжает мэр. — Я не меньше твоего удивлен и расстроен ее поступком.

— Мы еще ничего не знаем, — шепчу я.

(неужели?)

(правда?)

— Как бы то ни было, детство твое осталось в далеком прошлом. Мне нужны настоящие лидеры, вожаки. И я хочу сделать вожаком тебя. Ты готов, Тодд Хьюитт?

— Я готов, па, — говорит Дейви, его Шум жалобно кудахчет.

— Да, я и так знал, что на тебя можно положиться, сынок.

Шум Дейви снова вспыхивает розовым.

— Но сейчас я хочу услышать ответ Тодда. — Он подъезжает ближе. — Ты больше не мой пленный, Тодд Хьюитт. Наши отношения вышли на новый уровень. Но я должен знать, на чьей ты стороне… на моей… — он кивает головой в сторону дыры, — или на их. Третьего не дано.

Я смотрю на монастырь, на горы трупов, на испуганные мертвые лица сотен напрасно убитых спэклов.

— Ты поможешь мне, Тодд?

— Как? — спрашиваю я землю.

Но он только повторяет вопрос:

— Ты мне поможешь?

Я вспоминаю 1017-го — он теперь один, один на всем белом свете.

Его друзья и родные, если они были, свалены в одну кучу, словно мусор, на съедение мухам.

Я не могу стереть из головы эту картинку.

Я не могу не видеть ярко-синюю «О».

Не предай меня, думаю я.

Не оставь меня.

(но она оставила)

(она ушла)

А я умер.

Внутри — я мертв, мертв, мертв.

Ничего живого не осталось.

— Хорошо, — говорю я. — Помогу.

— Отлично! — с чувством восклицает мэр. — Я знал, что ты особенный, Тодд. С самого начала знал!

Шум Дейви опять ревниво взвизгивает, но мэр не обращает на него внимания. Он поворачивает морду Морпета в сторону безжизненных монастырских земель.

— А насчет того, как мне можно помочь… — говорит он. — Мы познакомились с «Ответом», верно? — Глаза мэра вспыхивают. — Теперь им пора познакомиться с «Вопросом».

— Это лишь затишье перед бурей, не давайте им себя одурачить, — говорит мэр, стоя на помосте.

Его голос гремит из динамиков, стоящих по углам площади — громкость прибавлена на всю, чтобы перебить РЁВ. Этим холодным утром на мэра смотрят все жители Нью-Прентисстауна: мужчины стоят у самого помоста, окруженного армией, женщины — в переулках.

Знакомая история.

Мы с Дейви сидим на лошадях позади помоста, прямо за спиной мэра.

Типа, почетный караул.

В новеньких формах.

У меня в голове стучит одна фраза: Я — круг, круг — это я.

Потомушто, когда я повторяю ее, других мыслей в голове нет. Совсем.

— Даже сейчас наш враг не дремлет и плетет козни, строит новые планы. У нас есть все основания полагать, что скоро последует очередной удар.

Мэр окидывает толпу долгим взглядом. Как-то не верится, что в городе еще осталось столько жителей и все они продолжают работать, пытаются что-то есть, как-то жить. У них изможденный вид, они голодают, почти не моются, но до сих пор смотрят, до сих пор слушают.

— «Ответ» может нанести удар по любому месту, в любое время, по кому угодно, — продолжает мэр, хотя «Ответ» уже месяц ничего такого не делал. Удар по тюрьмам был их последним шагом, а потом они просто испарились в лесах — солдат, которые могли бы за ними погнаться, убило во сне.

Но это значит только одно: они живы, радуются победе и планируют новые диверсии.

— Триста человек сбежало из тюрем, — говорит мэр. — Почти двести солдат и мирных жителей убиты.

— Опять заливает, — бормочет Дейви, имея в виду новые цифры. — Если так пойдет, скоро у него умрет весь город. — Он с надеждой косится на меня. Но я не смеюсь. Даже не смотрю на него. — Ладно, неважно.

— И я уже не говорю о геноциде, — продолжает мэр.

В толпе поднимается ропот, общий Шум становится громче и красней.

— Те спэклы, что мирно служили в ваших домах последние десять лет, чья выносливость вызывала наше восхищение и в ком мы научились видеть своих соратников и помощников… — Он ненадолго замолкает. — Все они умерли.

Шум толпы опять вскидывается. Смерть спэклов в самом деле потрясла мирных жителей — даже сильней, чем смерть солдат и горожан, случайно попавших под огонь. В армию стали записываться новые добровольцы. А потом мэр выпустил из тюрем часть женщин: некоторые даже вернулись в семьи, а не в общежития. Еще через несколько дней он увеличил всем паек.

И начал проводить вот такие митинги. Чтобы держать людей в курсе.

— «Ответ» говорит, что борется за свободу. Но разве можно доверять таким людям? Беспощадно уничтожившим целую популяцию невооруженных существ?

В груди поднимается мерзкая волна, но я опустошаю свой Шум, превращаю его в бесплодную пустыню, лишенную всяких чувств…

Я — круг, круг — это я.

— Да, последние несколько недель дались вам нелегко. Нехватка воды и еды, запреты, отключение