Эди-бэби знает эту песню прекрасно, и она его всегда смущает. В песне шпана ебет Лелю «хором», только непонятно, дает ли им Леля сама или шпана всякий раз насилует ее. По песне получается, что будто бы насилует. Тогда почему «шайку блатышей она имела»?

В этом месте песни Саня останавливается, и Тузик вдруг пьяно смеется… Пока Тузик смеется, Саня аккомпанирует ему на гитаре. Когда Тузик перестает смеяться, Саня поет дальше. Действие в песне развивается — Лелю долго ебут «хором», как Мушку… В момент, когда шпана ебет Лелю, появляется «старый хрен» и тоже пробует стать в очередь. А шпана ему говорит:

На замечание шпаны о старухе «старый хрен» браво отвечает следующее (Саня исполняет арию старого хрена гнусавым голосочком):

«Да-да!» — грозно подхватывает банда, размахивая бутылками…

Час спустя банда, обросшая еще множеством ребят, валит по Ворошиловскому проспекту. Тюренцы возвращаются домой от «Победы». Тузик уже жутко пьян. Он идет, опираясь на Дымка и Эди-бэби, и время от времени вдруг орет: «Неужели я никого не убью сегодня!» И тяжело зависает на двух малолетках. Знаменитый штык его у него под белой рубахой и пиджаком, за поясом. «Как он не наколется на штык брюхом? — поражается Эди. — Привычка, наверное».

Эди тоже пьян, хотя, конечно, и не так, как Тузик. Он давно бы мог уйти от банды, но неизвестно зачем, наверное из тщеславия, идет, поддерживая атамана, во главе тюренской шпаны вдоль трамвайной линии по Ворошиловскому проспекту, мимо наглухо скрытых заборами одноэтажных и даже двухэтажных частных домов. Люди на Ворошиловском проспекте живут обеспеченные — отовсюду рычат и воют на своих цепях овчарки «кабыздохи» — как их называют тюренцы, производное от выражения «кабы сдох» — если б умер, чтоб ты умер.

— Ну, неужели я никого не убью сегодня! — орет опять Тузик, сжимая своих малолеток за шеи. Рубаха у него вылезла из штанов и торчит из-под пиджака. Вид у него безумно-зловещий. Не хотел бы Эди встретиться с ним как с врагом.

Заслышав впереди гул, и грохот, и шум, создаваемый бандой (некоторые парни от избытка молодецкой силы отрывают от заборов доски, швыряют булыжники в кабыздохов или в легкомысленно не закрытые ставнями окна), случайные прохожие, очевидно, прячутся, спешно сворачивают, может быть, в ведущие прочь с Ворошиловского проспекта маленькие переулки. Во всяком случае, пока ребята еще никого не встретили.

— Туз! Туз! — подбегает к Тузику цыган Коля. — Там фраер с двумя девками стоит. На хуя ему две, а, Туз? Пусть отдаст нам одну!

— Пусть отдаст, да, — пьяно соглашается Тузик. — Дымок! — орет он, хотя сам опирается на Дымка. — Дымок, пойди, вежливо попроси фраера, пусть отдаст нам одну.

Дымок выскальзывает из-под руки атамана и убегает с Колей-цыганом.

Коля-цыган был долгое время врагом Эди-бэби. Несколько лет тому назад, летом, когда Эди купался в тюренском пруду, Коля-цыган забрал у Эди новую синюю майку, взял поносить, да так и не отдал. Тогда Эди, хоть и не был уже примерным мальчиком, но все же побоялся востребовать майку. Теперь Коля-цыган ведет себя как лучший друг Эди-бэби. Не всякому атаман доверит себя, не с каждым пойдет в обнимку. Несмотря на пьяное беспокойство интуитивного Эди, он признается сам себе, что ему приятно играть роль друга атамана, его кореша, и идти вместе с ним во главе сотни головорезов, по крайней мере половина из которых готова за него в огонь и в воду. Эди оглядывается. Вооруженная чем попало, валит банда… «Ну и сила!» — восхищенно думает Эди.

В этот момент Тузик дергается вперед и едва не опрокидывается вместе с Эди…

Впереди, у ворот одного из домов, Дымок и Коля-цыган разговаривают с мужиком и двумя девушками. Без крика. Тихо.

— Неужели я никого не убью сегодня! — намеренно громко стонет Тузик, и они подходят к группе.

— Не хочет он, Туз, отдавать одну нам. Говорит, ему обе нужны. Одна, говорит он, его сестра… — ласково сообщает Тузику Коля-цыган и тотчас комментирует почти равнодушно: — Врет, конечно.

Тузик освобождается от помощи Эди-бэби и как бы становится трезвее.

— Не хочешь? — спрашивает он мужика.

Мужик молчит.

Теперь, подойдя вслед за Тузиком к группе, Эди наконец получает возможность рассмотреть и девушек, и мужика. Мужик здоровенный, потому он и не спрятался, как все нормальные прохожие, в переулок, понадеялся на свою силу. Здоровенный и взрослый. Мужику лет тридцать, и, по одежде судя, он явно приехал из центра города. На нем короткое драповое пальто бежевого цвета, он без шапки, черноволосый. Стоит, хлопает глазами, в то время как их окружает все гуще и гуще подходящая постепенно шпана.

Девки испуганно прижались друг к другу и к забору. Девки тоже взрослые, наверняка живут на Салтовке в общежитии. Подружки. И как обычно в таких случаях, одна страшная и толстая, а другую даже можно назвать красивой — во всяком случае, она высокая, светло-русые ее волосы подняты кверху и подтянуты с висков, на губах полустертая фиолетовая помада. Мужик наверняка познакомился с подружками у «Победы» и пошел их провожать. Мудак, думает Эди презрительно, что стоило спрятаться в переулок и