марками, может обрести силу внутри себя. И почему человек, который придет на летнюю площадку клуба, станет именно втрое сильнее, а не вчетверо?
Одним словом, товарищи, так составлять объявления нельзя!
Развязно и непонятно.
Площадь на колесах
Ну и город Москва, я вам доложу. Квартир нет. Нету, горе мое! Жене дал телеграмму — пущай пока повременит, не выезжает. У Карабуева три ночи ночевал в ванне. Удобно, только капает. И две ночи у Щуевского на газовой плите. Говорили в Елабуге у нас — удобная штука, какой черт! — винтики какие-то впиваются, и кухарка недовольна.
Сил никаких моих нету. Наменял на штрафы мелочи и поехал на «А», шесть кругов проездил — кондукторша пристала: «Куды вы, гражданин, едете?» — «К чертовой матери, — говорю, — еду». В самом деле, куды еду? Никуды. В половину первого в парк поехали. В парке и ночевал. Холодина.
Бутерброды с собой взял, поехал. В трамвае тепло — надышали. Закусывал с кондукторами на Арбате. Сочувствовали.
Пристал как банный лист — почему с примусом в трамвае? Параграфа, говорю, такого нету. Чтобы не петь, есть параграф, я и не пою. Напоил его чаем — отцепился.
Пятеро нас ночует. Симпатичные. Одеяла расстелили — как в первом классе.
Пурцман с семейством устроился. Завесили одну половину — дамское — некурящее. Рамы все замазали. Электричество — не платить. Утром так и сделали: как кондукторша пришла — купили у нее всю книжку. Сперва ошалела от ужаса, потом ничего. И ездим. Кондукторша на остановках кричит: «Местов нету!» Контролер влез — ужаснулся. Говорю, извините, никакого правонарушения нету. Заплочено — и ездим. Завтракал с нами у храма Спасителя, кофе пили на Арбате, а потом поехали к Страстному монастырю.
Жена приехала с детишками. Пурцман отделился в 27-й номер. Мне, говорит, это направление больше нравится. Он на широкую ногу устроился. Ковры постелил, картины известных художников. Мы попроще. Одну печку поставил вагоновожатому — симпатичный парнишка попался, как родной в семье. Петю учит править. Другую в вагоне, третью кондукторше — симпатичная — свой человек — на задней площадке. Плиту поставил. Ездим, дай Бог каждому такую квартиру!
Батюшки! Пример-то что значит. Приезжаем сегодня к Пушкину, выглянул я на площадку — умываться, смотрю — в 6-м номере с Тверской поворачивает Щуевский!.. Его, оказывается, уплотнили с квартирой, то он и кричит — наплевать. И переехал. Ему в 6-м номере удобно. Служба на Мясницкой.
Что в Москве делается, уму непостижимо. На трамвайных остановках — вой стоит. Сегодня, как ехали к Чистым прудам, читал в газете про себя — называют — гениальный человек. Уборную устроили. Просто, а хорошо, в полу дыру провертели. Да и без уборной великолепно. Хочешь — на Арбате, хочешь — у Страстного.
Елку будем устраивать. Тесновато нам стало. Целюсь переехать в 4-й номер двойной. Да, нету квартир. В американских газетах мой портрет помещен.
Все к черту! Вот тебе и елка! Центральная жилищная комиссия явилась. Ахнули. А мы-то, говорят, всю Москву изрыли, искали жилищную площадь. А она тут…
Всех выпирают. Учреждения всаживают. Дали 3-дневный срок. В моем вагоне участок милиции поместится. К Пурцману школа I ступени имени Луначарского.
Уезжаю обратно в Елабугу…
Сотрудник с массой, или Свинство по профессиональной линии
Дунька прилетела как буря.
— Товарищ Опишков-е-е, — выла Дунька, шныряя глазами. — Где ж он? Товари…
Басистый кашель раздался с крыльца, и т. Опишков, подтягивая пояс на кальсонах, предстал перед Дунькой.
— Чего ты орешь как скаженная? — спросил он, зевая.
— Кличут вас, — объяснила Дунька, — идите скореича ждуть!
— Которые ждуть? — беспокойно осведомился Опишков.
— Собрание… Народу собрамшись видимо-невидимо!..
Товарищ Опишков плюнул с крыльца.
— Тьфу, черт! Я думал, что… Приду сейчас, скажи.
— Чай-то пить будешь? — спросила супруга.
— А, не до чаю мне, — забубнил Опишков, надевая штаны, — масса ждеть, чтоб ей ни дна ни покрышки… Мне эта масса вот где сидит (тут Опишков похлопал себя по шее). Какого лешего этой массе… — Голос Опишкова напоминал отдаленный гром или телегу на плотине… — Масса… У меня времени нету. Делать им нечего…
Опишков застегнул разрез.
— Придешь-то скоро? — спросила супруга.
— Чичас, — отозвался Опишков, стуча сапогами по крыльцу, — я там прохлаждаться не буду… с этой массой…
И скрылся.
