Лондонский премьер Чехословакии: http://en.wikipedia.org/wiki/Zden%C4%9Bk_Fierlinger ). На этом месте вмешался Ян и с большим ликованием заметил Бенешу, что Фирлингер своей речью по восхвалению Запада во время недавнего визита в Англию навлёк на себя ненависть коммунистов. Фирлингер, единственный человек, которого, как мне кажется, Ян по-настоящему ненавидел, был обязан своей карьерой Бенешу. Во время войны, являясь послом в Москве, он фактически предал своего покровителя, плетя за его спиной интриги вместе с Готвальдом. В качестве Премьер-министра после освобождения Чехословакии он снова работал против Бенеша. В третий раз Фирлингер предал его после переворота в феврале 1948 года. Являясь социал-демократом, он способствовал расколу своей партии и, отдав голоса своей секции в пользу коммунистов, придал тем самым законную видимость совершённому путчу.

Мне снова пришлось выслушать очередное выступление Бенеша по поводу политического курса. Он во многом повторялся и выразил прежнюю уверенность в будущем. Закончив, Бенеш доверительно сказал мне: «Дайте нам шанс, и мы не подкачаем. И передайте господину Идену (прим. Министр Иностранных дел Великобритании http://en.wikipedia.org/wiki/Anthony_Eden ) и сэру Орме Сардженту (Orme Sargent – заместитель министра Иностранных дел Великобритании), что мы не теряем ни минуты – за всю свою жизнь я никогда так самоотверженно не работал».

Создавалось впечатление, что Бенеш был целиком захвачен этой идеей. Действительно, работа проводилась большая, и следующим утром он отправлялся в Западную Богемию с четырехдневным визитом. Он не бывал там с 1938 года, в числе других ему предстояло посетить родной город Кожланы. Я знал, что визит пройдёт успешно. Мне также было известно, что Бенеш ничего не делал в полсилы. Удивляло, как долго он мог продолжать работать в таком темпе.

Он вышел проводить нас. Солнце блеснуло на его поседевших волосах и высветило насмешливую грустную улыбку. Я почувствовал, что видел Бенеша в последний раз.

На обратном пути в Прагу мы проезжали деревушку, и мне бросилась в глаза надпись «Наши Спасители», написанная огромными буквами на стене дома. Остаток предложения оказался стёртым. Я повернулся к Яну:

- Что это? Неужели у вас есть Армия Спасения?

- А это, - пояснил он с раздражением в голосе, - пример того, как местные жители собирались приветствовать солдат Армии Патона на их пути в Прагу. Но они не пришли, и надписи пришлось стирать. Вы их ещё много раз увидите.

В тот же вечер Ян дал ужин в мою честь. Собралось шестнадцать человек, в их числе – семья Хурбанов (прим., Хурбан – член Правительства в эмиграции), Фердинанд Пероутка (прим., выдающийся чешский журналист) с женой Коптой, известной чешской писательницей; Сэр Филипп Николс, наш Посол, вернувшийся из поездки; вдова Карела Чапека Ольга Шайнпфлугова и Марсия Девенпорт (Marcia Davenport),знаменитая американская писательница, влюблённая в Чехословакию и большая поклонница Яна. (Обычный криптоеврейский интернационал. Прим. ред.) Стол ломился от яств, а среди прочих напитков преобладала водка. Сначала чувствовалось какое-то замешательство, но постепенно гости расслабились, и вечеринка потекла своим чередом. Они настояли, чтобы я уговорил Яна сесть к роялю. Ведь от его прежней весёлости не осталось и следа, он даже перестал играть на своём любимом инструменте, а мой приезд в Прагу мог бы оказаться удобным поводом тряхнуть стариной. Мне понадобилось немало времени и достаточно много водки, чтобы подтолкнуть Яна к клавишам. Наконец, он заиграл, и музыка звучала беспрерывно более часа.

Всё ещё находившийся под влиянием грустных воспоминаний об отце, Ян сначала исполнил словацкие мелодии, которые соответствовали его настроению. Затем вместе с мадам Хурбан он пропел несколько народных чешских и словацких песен, звучавших так грустно и навевавших тоску по прошлому. Во время пения у Яна на глазах блестели слёзы.

Меня всегда поражало, как быстро у Яна менялось настроение. За несколько секунд он мог перейти от слёз к громкому смеху. То же самое имело место и в тот вечер. Словно устыдившись своей грусти, он вдруг запел какую-то кабацкую русскую песню, и все присутствующие задорно подхватили её. Врождённый драматический артистизм не покидал Яна до конца вечера. За несколько дней до этого события в Праге побывал Прокофьев, и Ян, прекрасно игравший на рояле и способный импровизировать не хуже любого композитора, отлично его спародировал (Композитор Сергей Прокофьев - русский криптоеврей: http://www.time.com/time/covers/0,16641,19451119,00.html и http://en.wikipedia.org/wiki/Prokofiev ). Он начал с оглушающего диссонанса, мощно ударяя по басам и одновременно воспроизводя птичий щебет на самых низких нотах. Вдруг он улыбнулся. «Ну, а теперь немного музыки», - произнёс Ян и проиграл несколько тактов. Затем, словно чего- то испугавшись, он приподнял левую руку, только мизинец продолжал касаться клавиш, оглянулся и прошептал: «Нет, нет! Сталин так не позволит». И, взметнув руками в воздухе, с силой обрушился на клавиатуру, завершая грохочущей какофонией финал «произведения». Это была замечательная пародия, в которой одновременно проступала политическая точка зрения его друзей.

В час ночи гости засобирались уходить, но Ян заставил их подождать. Он приготовил сюрприз: горячие сосиски с хреном и французской горчицей. Сосиски подали в двух огромных серебряных супницах с кипящей водой. Мы вооружились вилками, накалывали на них по паре сосисок и ели их с большим удовольствием. Впервые за много лет я видел Яна таким весёлым и добродушным.

Когда гости разошлись, мы с Яном до трёх утра проговорили обо всём на свете кроме политики. Вечеринка прошла замечательно, но впереди нас ждал напряжённый день. В воскресенье Яну предстояло выступить на большом словацком митинге, проводившемся под открытым небом и посвящённом памяти партизан Южной Богемии, отдавших свои жизни в борьбе с нацистами. Как заметил Ян, это будет почти коммунистическая манифестация, а Мних, где его намечено провести, расположен в восьмидесяти милях от Праги (Мних (Mnich), по-немецки Мюних (Мюнхен) - это всё одинаковые слова, видимо, популярные в центральной Европе http://en.wikipedia.org/wiki/Mnich_%28Pelh%C5%99imov_District%29 Прим ред.

Воскресным утором в начале десятого мы с Яном выехали из Черниного Дворца, заехали в отель за Марсией Девенпорт и направились в Мних. Над Прагой сгустились тучи, и накрапывал дождик. Даже словаки чувствуют себя разбитыми после выпивки: Ян выглядел уставшим, помрачневшим и хранил молчание.

Я знал, что он специально не готовил речь к предстоящему выступлению. Накануне, вернувшись из Лани перед самой вечеринкой, на письменном столе Яна ждала небольшая посылка. В ней оказалась Библия с примечаниями его отца. Томаш Масарик передал её Шамалу (Samal), своему Канцлеру, возглавлявшему в годы Первой Мировой войны чешское подпольное движение. (Шамал-Шамиль, это всё названия одного порядка. Очевидно, что еврейское имя. http://cs.wikipedia.org/wiki/P%C5%99emysl_ %C5%A0%C3%A1mal Прим. ред.)

Во время Второй Мировой войны нацисты арестовали Шамала и замучили до смерти в Берлине. Главным образом, благодаря стараниям Яна, его пепел был найден и привезён в Прагу всего за несколько дней до моего прибытия. В благодарность мадам Шамал прислала Библию Яну. Он раскрыл её наугад, прочитал несколько строк и вдруг вскочил: «Это станет моей речью завтра!».

По мере того, как мы отъезжали от Праги, небо всё больше прояснялось. А когда мы доехали до Табора (прим., город в Богемии) дождь совсем прекратился. В этом старинном гуситском городе (Образован в 1420 году иудействующей сектой гуситов-адамитов. Прим. ред). Партизанский комитет устроил для нас роскошный обед. Главным распорядителем был крупный, можно сказать полный мужчина с холёными руками. Его тёмный костюм выглядел так, будто был сшит на Савиль Роу (прим., Savile Row – улица в Лондоне, где расположены модные ателье http://en.wikipedia.org/wiki/Savile_Row ). Он был чрезвычайно любезен. Я очень удивился, когда Ян прошептал мне, что этот человек являлся коммунистом, типичным представителем откормленной буржуазии, вступившим в ряды партии из карьеристских соображений.

Во время обеда я разговорился с настоящим коммунистом, молодым мужчиной, который три года провёл в нацистском концентрационном лагере. Я спросил его, как к нему там относились. Вместо ответа он показал свои зубы. Они все оказались вставными, большинство коронок были сделаны из золота. Джентльмены из Гестапо повыбивали ему все зубы.

После обеда нас рассадили по машинам и повезли на митинг. Солнце уже сияло вовсю, и, въехав в