голубушка, и не переживай больше. Я решу, как лучше поступить.
Сьюки поблагодарила меня самым трогательным образом и удалилась, оставив мне засаленный, измятый лист бумаги, местами надорванный, на котором — корявым почерком, с грубыми ошибками, несуразным полуграмотным слогом, с многочисленными жирными подчеркиваниями — было написано нижеследующее любопытное послание:
Миледи!
Много минуло годов и много воды утекло под множеством мостов с той поры, когда я имела честь прислуживать вашей светлости — как вы виличаетесь нынче, хотя тогда звались иначе. Но я ласкаюсь надеждой, что вы помните меня и мою справную службу вам.
Мы с вами плохо растались тогда во Франценбаде. Это дорого встало мне и — коли вы не знаете — довело меня и моего бедного славного мальчика до бедственого положения через многие страданья и тяготы.
Может, вы и забыли то времечко (хотя наврядли), но я-то не забыла, уверяю вас. И сейчас вам на конец явился случай искупить свою вину за то, что вы безсердечно бросили в беде нас с сыночком.
В добавок ко всем моим воспоминаньям о той поре, кои я сохраню по гроб, пускай и не могу ни чего доказать, теперь в моем владении оказалось нечто, проливающее свет на причину всей истории, и я уверена, вы возимеете желание тайно хранить это у себя до скончанья дней.
Не буду ходить вокруг да около, миледи: я говорю о письме к некой ныне покойной знатной персоне, из которого все становиться ясней ясного — и написавши которое, вы поступили опрометчиво, миледи, но к выгоде для меня, как теперь получается. Оно, ежели помните, было написано в один очень важный для вас день, когда, видать, чуства в вас возпреобладали над здравоумием. Вы еще пролили на него духи — препоминаете? Однако посланьице ваше так и не было отправлено: мой сынок оставил его у себя, по своим причинам, а мне не сказал. Но теперь оно найдено и находиться в моих руках.
Я бы хотела воротить вам письмо — ведь оно поправу ваше, а я женщина чесная. Но мне надо както жить, а потому я охотно отдам его вам за вознагражденье за все лишения, притерпенные мной за минувшие двадцать годов, а это очень долгий срок, миледи.
Я имею охоту свидеться с вами да подышать свежим деревенским воздухом, а посиму прошу вас написать возможно скорей на адрес миссис Туриппер… [здесь бумага измята и порвана]… тогда я принесу… [неразборчиво вдоль истертого сгиба бумаги: «письмо, дабы вы убедились»?]… в его подлиности. Но вы не получите его в руки, покуда вы или ваше довереное лицо не выдаст мне то, что причитаеться, — сумму я назову при встрече с вами в вашей усадьбе.
Напишите поскорей, миледи. И не вздумайте шутить со мной.
С совершеным почтением
Я отложила письмо. Вкупе с моим собственным свидетельством о встрече с некой Б. К. в «Дюпор- армз» оно служило веским доказательством, что Эмили встречалась здесь, в Эвенвуде, с покойной миссис Барбариной Краус незадолго до того, как тело несчастной выловили из мутных вод Темзы рядом с Николсоновской пристанью.
Я словно воочию увидела эту картину: гнусная старуха в изношенных грязных башмаках ковыляет по террасе — сгорбленная уродливая ведьма рядом со своей высокой и статной жертвой, почти открыто злорадствующая, что надменная леди Тансор наконец оказалась в ее власти и теперь поплатится за причиненную ей обиду; а миледи изо всех сил старается сохранять достоинство и самообладание перед своей мучительницей.
Я живо представила ледяной ужас, охвативший Эмили при виде своего давнего письма, в котором она опрометчиво выдала какую-то страшную тайну и огласку которого теперь должна была предотвратить любой ценой.
Инспектор Галли не ошибался. Здесь имел место самый обычный шантаж. Миссис Краус встретила безвременную смерть из-за давно забытого письма, все еще хранившего слабый запах фиалок, над которым ее бедный, до беспамятства влюбленный сын свыше двадцати лет предавался грезам.
Замыслила ли Эмили убийство миссис Краус с самого начала? Нет, я решительно не могла поверить в такое, пускай она и предала моего отца в свое время. Вероятно, ее распоряжения, отданные мистеру Вайсу, были превышены — как произошло в случае с нападением на мистера Картерета, совершенным по приказу Феба Даунта. Я вдруг словно наяву увидела жестокие глаза мистера Вайса, выслушивающего Эмили. Я даже представила, что он мог сказать в ответ: никаких полумер, миледи, никаких полумер… А потом вкрадчивые речи с экивоками, такие успокоительные, такие утешительные. И понимающие взгляды: к чему слова, когда все и так понятно? Не беспокойтесь, миледи. Все будет улажено, если вы предоставите дело мне…
Теперь ясно, почему мистер Вайс возымел такую власть над ней. Подвергшись шантажу, Эмили настолько растерялась, что не сообразила, насколько глупо доверяться подобному человеку. Вырвавшись из хватки миссис Краус, она попалась в когти гораздо более опасному хищнику.
Положив письмо миссис Краус в карман, я принялась читать послание от мадам.
В первых строках она горячо и многословно поздравляла меня с помолвкой и признавалась, что даже не смела надеяться на столь скорое достижение нужного результата. Она также задавалась вопросом, не подвергнется ли наше предприятие опасности, если мы доверимся мистеру Роксоллу. К моему облегчению, никаких оснований для беспокойства она не увидела, а посему позволила мне рассказать ему о цели своего приезда в Эвенвуд все, что я сочту нужным, и тогда, когда я сочту нужным, — правда, она запретила мне открывать свою подлинную личность мистеру Роксоллу или еще кому-либо. Одной только леди Тансор и никому другому я могла сообщить правду, когда все доказательства ее преступлений будут наконец собраны.
К письму мадам прилагалась записка от мистера Торнхау.
Маленькая принцесса!
Великое Предприятие уже близится к концу. Сохраняй присутствие духа, и все будет хорошо.
Я полностью согласен с мадам в том, что касается мистера Роксолла. Он слывет человеком исключительно честным и рассудительным, который вдобавок ко всему обладает в высшей степени проницательным, острым умом. О лучшем союзнике и мечтать нельзя.
Мы с мадам очень гордимся тобой, маленькая принцесса, как гордился бы твой отец, вне всяких сомнений. Ты делаешь великое дело, пускай тебе приходится трудно. Ты доказала, что ты поистине достойна и возложенной на тебя огромной ответственности, и древней крови Дюпоров, текущей в твоих юных жилах. Поверь, ты будешь щедро вознаграждена за все свои старания.
Твой любящий учитель
P. S. Известие о прискорбной кончине Р. Шиллито глубоко потрясло нас с мадам. Но Лондон даже в наше время остается опасным городом, и было бы весьма некстати, если бы Р. Ш. в конце концов вспомнил, кем являлся на самом деле «Эдвин Горст». Печально, конечно, но нет худа без добра…
Я уже выяснила, что мистер Роксолл вернулся в Норт-Лодж несколько дней назад, и теперь написала ему записку с вопросом, можно ли мне заглянуть к нему в ближайшее, удобное для него время.
Потом мне пришло в голову, что надо бы разыскать Чарли Скиннера и расспросить насчет встречи Эмили с миссис Краус, очевидцем которой он стал. Я проворно сбежала по задней лестнице в побеленный коридор и, к своему удивлению, столкнулась там с мистером Рандольфом Дюпором.
Он быстро идет по коридору мне навстречу, и я краем глаза замечаю, как кто-то — кто именно, мне не видно — тихо закрывает изнутри дверь столовой для слуг. Но я не обращаю на это внимания, ибо мистер Рандольф уже спрашивает меня, как я поживаю, понравилась ли мне Флоренция, что я там видела да чем
