прицелиться наверняка. Каждый был занят своей целью и не мог терять время на бесплодную перестрелку и праздную болтовню.

Может быть, во всей истории флоридских войн не найдешь рассказа о схватке, которая проходила бы в такой тишине. В промежутках между выстрелами бывали минуты, когда наступало зловещее безмолвие.

Едва ли когда-нибудь битва шла при столь странном расположении воюющих сторон. Мы расположились двумя концентрическими кругами. Внешний круг — это был неприятель; внутренний, вокруг поляны, образовали мы. Расстояние между кругами было всего шагов сорок, но тем не менее ни одна сторона не рисковала вступить в рукопашный бой. Мы могли бы разговаривать с нашими противниками, не повышая голоса. Мы буквально могли целиться в белки их глаз! Вот как шел этот бой!

Перестрелка продолжалась часа два, но в положении обеих сторон не произошло значительных перемен. Время от времени кто-нибудь перебегал от одного ствола к другому со скоростью снаряда, выпущенного из гаубицы, ища более надежной защиты или места, откуда можно было бы лучше прицелиться в намеченного противника.

Стволы деревьев не были достаточно толсты, чтобы защитить нас. Некоторые укрылись за ними, стараясь занять как можно меньше места. Приходилось стоять во весь рост, плотно прижавшись к стволам. Иные лежали плашмя между выступавшими корнями и в таком положении вели стрельбу.

Перестрелка началась на восходе, а теперь солнце стояло уже высоко в небе. В лесу, даже в самой чаще, было светло. Обе стороны отлично видели друг друга, хотя преимущество индейцев заключалось в том, что наш тыл был открыт. Огромные массы высохшей хвои слетели вниз с веток и толстым слоем устлали землю, а оставшиеся наверху иглы образовали над нами как бы прозрачную тюлевую завесу, смягчавшую жгучие солнечные лучи. В лесу было достаточно света, чтобы дать нашим метким стрелкам возможность поразить любую цель величиной с доллар. Рука, нога, высунувшееся из-за ствола плечо, даже край одежды — все немедленно становилось мишенью и обстреливалось с любой стороны. Если бы кто-нибудь вздумал выставить голову хотя бы на десять секунд, он наверняка получил бы пулю в лоб, ибо с обеих сторон стрелки были необычайно меткие.

Так прошло два часа. Были у нас и потери, и дело не обошлось без нескольких «инцидентов», после которых острое чувство вражды вспыхивало еще сильнее. У нас оказалось несколько раненых — два из них тяжело — и один убитый. Это был юноша, любимец всего отряда. Смерть его вызвала новый взрыв ярости.

Потери индейцев были серьезнее. Мы видели, как они один за другим падали под нашими выстрелами. В нашем отряде было несколько лучших стрелков во всей Флориде. Хикмэн говорил, что он «взял на мушку» троих, а кого Хикмэн брал на мушку, в того уж безусловно попадала пуля.

Уэзерфорд уложил одного индейца наповал. В этом не было никакого сомнения: мы видели мертвое тело дикаря между деревьями, там, где он упал. Товарищи боялись оттащить труп, чтобы не попасть под смертоносный огонь этой ужасной винтовки.

Через некоторое время индейцы решили применить новую тактику. И тут выяснилось, что они оказались искуснее нас. Они стали по двое за каждым стволом. Один из них стрелял, а другой в это время прицеливался. Вполне естественно, что тот из нас, кому предназначался выстрел, полагал, что теперь его врагу нужно время, чтобы снова зарядить ружье. Он ослаблял бдительность и становился жертвой второго стрелка.

Этот расчет оказался верным. Прежде чем мы разгадали эту хитрость, среди нас оказалось несколько раненых, а один был убит.

Такое коварство еще сильнее разъярило наших людей, тем более что мы не могли ответить тем же. Нас было слишком мало, и, если бы мы стали по двое за одно дерево, мы очень уж разредили бы свою цепь. Поэтому нам пришлось сохранить прежние позиции и только принять еще большие меры предосторожности.

Один раз нам удалось расплатиться с индейцами их собственной монетой. Это сделали Черный Джек и я.

Мы стояли почти рядом за двумя деревьями. Против нас было трое дикарей, стрелявших все утро особенно ожесточенно. Одна из пуль пробила рукав моего мундира, а у Джека пуля вырвала клок волос из его косматой головы. Но, к счастью, никто из нас не был ранен.

Одного из этих индейцев моему приятелю очень хотелось «убрать». Это был рослый дикарь в уборе из перьев грифа — по-видимому, вождь. Его лицо, время от времени мелькавшее из-за дерева, имело какой-то особенный ярко-алый оттенок. Оно блистало между деревьями, как второй солнечный диск.

Он возбудил особенную ненависть моего слуги. Видимо, индеец заметил цвет кожи Джека и во время перестрелки все время поддразнивал его. Индеец говорил на своем языке, но Джек знал этот язык достаточно хорошо. Джек был раздражен, разъярен и поклялся отомстить ярко-алому вождю.

Мне удалось помочь Джеку привести в исполнение задуманный план. Укрепив на палке свою фуражку, я немного высунул ее из-за ствола. Это была старая, всем известная хитрость, но индеец, по словам Джека, «попался на удочку». Ярко-красное лицо поднялось над зарослью пальметто, взвился дымок, и в ту же минуту пуля выбила фуражку из моих рук.

Но одновременно раздался другой, более громкий выстрел — это выстрелил Джек.

Я выглянул из-за дерева и увидел, что красное лицо, показавшееся из-за кустов, совсем побагровело. Алый цвет превратился в малиновый. Вслед за этим раскрашенный индеец тяжело рухнул на землю прямо в кусты.

Во время перестрелки индейцы не стремились приблизиться к нам, хотя, без сомнения, их было значительно больше. К группе, которую мы преследовали, присоединилась еще одна, равная ей по численности. На поляне скопилось не меньше ста индейцев — сейчас их было столько же, сколько в начале боя. Но они ограничивались тем, что осаждали нас. Быстро ринувшись вперед, они, конечно, могли бы сразу подавить нас своим численным превосходством. Но они знали, что, прежде чем им удастся подойти к нашей цепи, их ряды значительно поредеют и лучшие их воины падут. В таких случаях индейцы проявляют крайнюю осторожность. Они редко решаются напасть на противника, если тот засел даже в незначительном укреплении. Самый слабый форт, самая непрочная ограда может нередко устоять против краснокожих воинов Запада.

После того как их тактика потерпела неудачу в первой же атаке, они, казалось, не замышляли уже ничего нового и держали нас в осаде, понимая, что позиции наши сильно ослаблены. Вскоре выстрелы стали раздаваться все реже и наконец почти прекратились. Но мы знали, что это не отступление. Напротив, мы увидели, что индейцы в нескольких местах развели костры. По-видимому, они собирались готовить себе завтрак.

Между нами не было ни одного, кто бы им не позавидовал!

Это временное перемирие не принесло нам облегчения: мы не рисковали отойти от своих деревьев. Находясь от воды буквально в двух шагах, мы умирали от жажды. Лучше бы совсем не видеть нам этого сверкающего бассейна! Он только дразнил нас, причиняя нам муки Танталаnote 79.

Мы видели, как индейцы завтракали на своих боевых постах. Одни ели, а другие, ожидая своей очереди, пока что подносили им от костров пищу. Видно было, как женщины бродили взад и вперед, почти в черте досягаемости наших выстрелов.

Все мы были голодны, как отощавщие волки. Уже целые сутки, даже больше, у нас не было во рту ни крошки. А вид неприятеля, уплетающего свои запасы, еще больше возбуждал наш аппетит и разжигал нашу злобу.

Индейцы как бы издевались над тем, что мы умирали от голода.

Особенно неистовствовал Хикмэн. Он довел до всеобщего сведения, что «так голоден, что готов съесть целого индейца живьем, если только он попадется ему на зуб». И охотник выглядел достаточно свирепым, чтобы осуществить свою угрозу.

— При виде этих проклятых краснокожих, — ворчал он, — которые жрут мясо целыми тушами, тогда как у белых христиан нет даже и косточки, чтобы погрызть, любой нормальный человек может взбеситься и встать от ярости на дыбы! Клянусь аллигатором самого дьявола, что это именно так!