Ожесточённые бои в междуречье Березины и Днепра продолжались до середины августа, когда общее обострение обстановки на стыке Западного, Центрального и Юго-Западного фронтов вынудило войска 21-й армии начать отход на восток…

С историей сражения в воздухе над Бобруйском связан и ещё один, вполне мизерный по своему практическому значению, но ставший, без преувеличения, всенародно известным эпизод.

Речь идёт о романе К. Симонова «Живые и мёртвые», в котором была очень ярко описана сцена беспощадного уничтожения восьми тяжёлых советских бомбовозов ТБ-3. В безоблачном июньском небе появляется пара «мессеров» и, практически не встречая сопротивления, «шутя и играя», расстреливает одного беспомощного гиганта за другим. Несомненный литературный талант автора в сочетании с мощнейшим государственным пиаром (да, слова этого тогда ещё не знали, но роман Героя Социалистического Труда, секретаря правления Союза советских писателей, лауреата шести Сталинских и одной Ленинской премий был включён в обязательную школьную программу, экранизирован и объявлен величайшим произведением советской литературы, «Войной и миром» XX века») привели к тому, что сцена эта запомнилась миллионам людей и на долгие десятилетия заняла в массовом сознании место некоего «эталонного» представления о советской авиации начала войны: безнадёжная техническая отсталость «летающих гробов» вкупе с беззаветным, самоубийственным героизмом лётчиков.

Кстати. Для самого Симонова всё было очень серьёзно[45], и сцену эту он не выдумал – он искренне верил в то, что видел её своими собственными глазами. История с гибелью восьми ТБ-3, летевших днём, без истребительного прикрытия, бомбить переправы на Березине у Бобруйска, появляется и в опубликованных за два года до смерти Симонова мемуарах («Разные дни войны. Дневник писателя»).

«…Я стал свидетелем картины, которой никогда не забуду. На протяжении десяти минут я видел, как «мессершмитты» один за другим сбили шесть наших ТБ-3. «Мессершмитт» заходил ТБ-3 в хвост, тот начинал дымиться и шёл книзу. «Мессершмитт» заходил в хвост следующему ТБ-3, слышалась трескотня, потом ТБ-3 начинал гореть и падать. Падая, они уходили очень далеко, и чёрные высокие столбы дыма стояли в лесу по обеим сторонам дороги…

Мы не проехали ещё и километра, как совсем близко, прямо над нами, «мессершмитт» сбил ещё один – седьмой ТБ-3. Во время этого боя лётчик-капитан вскочил в кузове машины на ноги и ругался страшными словами, махал руками, и слёзы текли у него по лицу. Я плакал до этого, когда видел, как горели те первые шесть самолётов. А сейчас плакать уже не мог и просто отвернулся, чтобы не видеть, как немец будет кончать этот седьмой самолёт.

– Готов, – сказал капитан, тоже отвернулся и сел в кузов.

Я обернулся. Чёрный столб дыма стоял, казалось, совсем близко от нас…

Едва мы выехали на шоссе, как над нами произошёл ещё один воздушный бой. Два «мессершмитта» атаковали ТБ-3, на этот раз шедший к Бобруйску совершенно в одиночку. Началась сильная стрельба в воздухе. Один из «мессершмиттов» подошёл совсем близко к хвосту ТБ-3 и зажёг его. Самолёт, дымя, пошёл вниз. «Мессершмитт» шёл за ним, но вдруг, кувырнувшись, стал падать. Один парашют отделился от «мессершмитта» и пять от ТБ-3. Был сильный ветер, и парашюты понесло в сторону. Там, где упал ТБ-3 – километра два – три в сторону Бобруйска, – раздались оглушительные взрывы…» (360)

Через много лет, готовя к печати «Разные дни войны», Симонов пытался сопоставить свои воспоминания с архивными документами; он реально работал с документами штаба ВВС Западного фронта и 3-го ДБАК (в тексте мемуаров появляются цитаты, причём совершенно точные, даже с указанием реальных канцелярских пометок на полях). Нетрудно убедиться, что писатель ошибся всего лишь в одной букве: спутал ДБ-3 с ТБ-3 (он ссылается на сведения о потерях 212-го ДБАП, даже устанавливает фамилии лётчиков одного из сбитых самолётов этого полка, ошибочно называя их экипажем «сбитого ТБ»). И уж если лётчики-истребители сплошь и рядом ошибались в определении типа вражеского самолёта, который они вроде бы сбили (или, по меньшей мере, видели в перекрестии прицела с расстояния в 100 – 200 метров), то не приходится удивляться тому, что сугубо штатский человек, да ещё и в состоянии сильнейшего стресса, не отличил в небе 4-моторный бомбардировщик от 2-моторного…

В реальности в составе 3-го ДБАК было два полка (1-й ТБАП и 3-й ТБАП), оснащенные тяжёлыми бомбардировщиками ТБ-3. Уже в ночь на 23 июня 3-й ТБАП начал долгую (и отнюдь не столь жалкую!) историю боевого применения этого корабля-гиганта: «3 ТБАП в период с 00.30 до 2.00 23.6 двумя группами в 7 и 11 самолётов ТБ-3 бомбили по войскам противника в районе Сейны, Сопоцкин, Домброво, Лукув, Радзинь, Венгрув. Сброшено 468 ФАБ-100 (оцените количество бомб, сброшенных всего двумя эскадрильями! – М.С.) и 108 САБ-5 (малокалиберная осветительная бомба). Потерь нет». (361)

При тактически грамотном (т.е. ночном) применении это был весьма живучий боевой самолёт, а бомбоотсек огромных размеров позволял сбрасывать на голову врага нешуточные количества «полезной нагрузки». К концу июня потери 1-го и 3-го ТБАП были значительно меньше, чем в любом другом полку 3-го ДБАК (да и всех ВВС Западного фронта в целом): в 1-м из 41 корабля в строю осталось 36, в 3-м из 52 остался 41. (362)

Разумеется, столь низкие потери объясняются прежде всего низкой интенсивностью использования тяжёлых (и фактически – ночных) бомбардировщиков в первые недели войны. В докладе «Об итогах боевой работы 3-го ТБАП с 22.6 по 22.7.1941 г.» сказано, что полк произвёл за месяц всего 185 боевых вылетов с общим налётом 987 час. 54 мин., причём весь налёт обозначен как ночной. Сброшено 269 тонн бомб, в том числе 61 ФАБ-500, 314 ФАБ-250, 952 ФАБ-100, а также «79 тюков листовок». Заявлены сбитыми 4 истребителя противника (поверить в достоверность этого сообщения особенно сложно). В тыл зоны боевых действий доставлено 17 тонн боеприпасов, 6 тонн горючего, 38 тонн «технического имущества», 321 человек личного состава. (363)

Потери лётного состава полка за месяц составили 20 убитых (в т.ч. 11 бортстрелков) и 28 раненых, 8 членов экипажей пропали без вести. В ходе 185 боевых вылетов в воздухе потеряно всего 9 кораблей: 5 сбиты истребителями противника, 3 – зенитками, 1 – своими истребителями. 6 машин выведены из строя противником на аэродромах, ещё 6 разбиты в авариях и катастрофах; зафиксировано 22 случая невыполнения боевого задания, 12 случаев вынужденных посадок вне аэродрома. (364) Далее командир полка полковник Зарянский даёт очень жёсткую оценку своим подчинённым:

«Аварии и катастрофы являются следствием недисциплинированности и пренебрежения элементарными правилами НПП-38 (наставление по производству полётов) … Особо позорными случаями являются случаи потери ориентировки по причине недисциплинированности, слабой навигационной подготовки и бесконтрольности в подготовке штурманского состава и особенно молодых стрелков- бомбардиров…

Каждый случай невыполнения боевого задания разбирать со всем лётным составом, привлекая явных виновников к суровой ответственности вплоть до отдачи под суд военного трибунала. Предупредить командиров и начальников всех степеней, что за бездеятельность в наведении порядка и выполнении воинского долга буду снижать с должности и предавать суду военного трибунала, как пособников врага, ослабляющих боевую мощь ВВС Красной Армии». (365)

И, наконец, о дневном вылете бомбардировщиков ТБ-3 30 июня. Такой вылет действительно был. И потери были – правда, не столь большие, как в романе, да и «мессеров» было отнюдь не два:

«Боевое донесение № 02 штаб 3 ТБАП, аэродром Шайковка, к 20.00 1.7.41 г.

«Из четырёх кораблей, не вернувшихся с боевого задания 30.6.41 г., прибыл в часть заместитель командира эскадрильи ст. лейтенант Пожидаев, который официально доложил следующее.

Взлёт в 16.18, время бомбометания с 18.05 до 18.12 с Н=1000 м. В районе цели корабли были атакованы истребителями типа Me-109 в количестве 15 шт. Из горящего ТБ-3 спасся только командир корабля Пожидаев (ранен в ногу и ожог лица), остальные погибли… По докладу ст. лейтенанта Пожидаева второй ведомый корабль был также сбит истребителями. Корабль сгорел, 4 человека из экипажа выпрыгнули на парашютах, остальной состав экипажа погиб. О двух последних кораблях, не вернувшихся с