– Вообще-то я должен был тебя убить, – беззлобно сказал он, с насмешкой глядя, как Алекс пытается остановить кровь.

– Мы же договорились...

– У тебя хата на Раушской набережной, а ты меня на Шаболовку привел. Как это понимать? Типа, голозадый, да?

– Я... Я уже офис для тебя присмотрел. Место хорошее, на Кутузовском проспекте, с видом на Триумфальную арку. Отличный вариант, и совсем недорого. Надо бы поехать посмотреть.

– Ладно, живи, хитрозадый. И скажи спасибо Натахе, что хорошо дает. Адрес офиса говори, поедем, глянем...

Нахрап уехал, ничего не сказав о плате за свои бандитские услуги, хотя в принципе мог ее установить. Мог, но не установил. Это обнадеживало. Только на душе у Алекса стало так тоскливо, что рука сама потянулась к бутылке. А потом и к наркотикам... Одно дело прогнать Наташу, и совсем другое – узнать, что ее кто-то трахает, как последнюю проститутку.

Часа через два Нахрап ему позвонил и сказал, что вариант с офисом ему очень понравился. Но в ответ Алекс пробормотал что-то нечленораздельное. С горя он так накачался, что едва ворочал языком.

Семен умаялся, пока загнал противника в угол. Ганс уже в легком нокауте, он плывет, и нет у него никакой возможности увернуться от убойного удара. Но голова его вдруг исчезает, и кулак летит в пустоту. Все-таки увернулся этот живчик.

Еще бы чуть-чуть, и Ганс мог бы совсем улизнуть от Семена. Прыгучий он, верткий, и от ударов быстро оправляется. Ему бы хватило две-три секунды, чтобы снова запорхать бабочкой перед глазами у Семена. И ужалить мог как пчела.

Но Гансу не повезло. Семен умел работать ногами не хуже заправского каратиста, поэтому и смог достать вынырнувшего сбоку противника. Ганс пропустил удар пяткой в затылок и рухнул на посыпанную песком площадку. Правда, он тут же попытался подняться, но в голове заштормило, и он сел на задницу.

Семен сам подал ему руку, помог встать.

– Молодец, хорошо отработал.

Минут десять он гонялся за Гансом. Больше бил, чем пропускал удары, но все равно намучился, пока взял верх. А если учитывать, что Ганс ростом чуть ли не на голову ниже и в плечах не очень...

– Старался, – затуманенно улыбнулся Ганс.

Этот парень пытался влиться в его команду еще в позапрошлом году, едва только попал в зону. Но у Семена строгий отбор, он брал к себе лучших из тех, кто этого достоин. А Ганс на воле был обычным фарцовщиком, на том и погорел. Шустрый малый, балагур и в карате знал толк. И все же Семен не брал его к себе. Но вода камень точит. И сегодня Ганс добился своего. И технику свою в этом бою показал, и свой характер.

– Настырный ты пацан.

– Пацан? – Ганс улыбнулся так, как будто английская королева только что посвятила его в рыцари.

– Пацан, – подмигнул ему Семен.

– Теперь я с вами?

Прежде чем кивнуть в знак согласия, Семен глянул на Волынка. Перевел взгляд на Емелю. Посмотрел на Гусака. Эти не против. И все остальные из его команды – за.

– С нами.

А команда у него большая. Только во втором отряде полтора десятка бойцов. И в других отрядах есть люди – где пять человек, где семь, а где и все десять.

Это даже не команда, а особая масть. Блатные считали их бандитами, Семен, по большому счету, не возражал, но своих пацанов называл спортсменами.

Против блатных он не шел, на их власть не покушался и в отрицалы не лез. Даже на работы ходил, стулья строгал. И бойцы его не отлынивали от этого. Правда, сейчас он бугор в своем цеху, а Волынок – учетчик. Все у них по справедливости – и для себя, и для мужиков. Правда, вопрос еще в прошлом году подняли, чтобы от работ одного только Притыка освободили. Его свиту за счет своего труда они кормить не собирались. И ничего, лагерный смотрящий уступил. Притык так и остался бездельником, а его свиту отправили на промку. Начальник эту идею только поддержал.

Правда, Семена после этого попытались убить. Клещ из свиты Притыка прокрался к нему ночью под шконками, чтобы ударить заточкой. Но у Семена охрана, «торпеду» засекли, остановили. А потом опустили на глазах у всего барака. Был у них один любитель по этой части, он и «распаковал» Клеща. Обоснование для этого было вполне серьезное: под шконками только опущенные ползают, значит, Клещ из таких.

Только оправдываться Семен ни перед кем не собирался. Клеща он опустил, а смотрящего по бараку посадил на перо собственной рукой. А чуть позже на тот свет спровадили самого Клеща...

Может, где-нибудь на строгом режиме с него за такой самосуд спросили бы строго. Но здесь блатные при всем своем желании не могли сладить со спортивной братвой. Поэтому лагерный пахан оставил Семена в покое. Скорее всего, до поры до времени. Конфликт – он как чиряк: сначала назревает, а потом гноем вырывается наружу. И это могло случиться в любое время...

– С нами ты, Ганс, – повторил Семен. – Только зачем тебе это? Тебя же никто не трогал, жил бы сам по себе... Сколько тебе еще мотать?

– Год.

– Вот и домотал бы этот год. А так в мясорубку можешь попасть. У блатных пополнение, как бы нам Варфоломеевскую ночь не устроили...

За последние два месяца в лагерь пришли три этапа, и полку блатных заметно прибыло. Причем это были крепкие ребята, приблатненные бойцы, что промышляли рэкетом на воле. Но в команду к Семену добавилось людей. Два долгопрудненских «быка» к нему напросились, третий казанский, четвертый тамбовский. Однако все-таки чаша весов склонилась в пользу блатных. И в лагерном воздухе уже попахивало грозой.

– А ты думаешь, я этого боюсь? Если за мной сила, то я ничего не боюсь! – хоть и не без пафоса, но вполне достойно ответил Ганс.

А через пару недель после этого случая Семена вызвал на разговор лагерный смотрящий.

Стрелка состоялась в промзоне, в начале рабочего дня. Осень, холодно, дождь, но в столярном цеху сухо и тихо. Все станки остановлены, одни рабочие стоят на шухере, другие ушли на перекур. За Семеном человек десять бойцов, и Поливан привел за собой столько же. Можно было бы обойтись и без такого сопровождения, но, увы, отношения между блатными и спортсменами напряженные, поэтому без свиты Семен чувствовал бы себя как без одежды.

Поливан нервничал. Вор он еще молодой, тридцати лет нет. Это его первая ходка, но до этого он на воле пользовался авторитетом среди блатных. У него выходы на законных воров, и сам он метит в их когорту. Этим и опасен. Ради высоких целей человек способен на многое. А Семен со своими спортсменами для него как кость поперек горла, поэтому он будет рвать и метать, если вдруг что не так. А бойцы у него серьезные, смотрятся внушительно. И страх перед смертью для них не преграда. По их суровым взглядам видно, что и сами они готовы убивать.

– Чего хотел, Поливан? – благодушным тоном, но с ледяной стужей во взгляде спросил Семен.

Он по своей натуре человек не злобный, но из себя его лучше не выводить. И лагерный смотрящий это хорошо знает, поэтому и не хочет связываться с ним. Не хочет, но обстоятельства вынуждают. Если он не сможет установить единоличную власть в зоне, то его прокатят мимо короны. А он больше всего на свете боится лишиться такого приза, вот и лезет на рожон.

– Предложение у меня к тебе, Сэм.

– Слушаю.

– Ганс мне нужен. Объява на него пришла.

– Что за объява?

– Гадом его объявили.

– Кто?

– Он еще на тюрьме косяк упорол.