она не задаст вам”, — вспомнил Петр Максимович. — Прости меня, пожалуйста, Наташенька… Для тебя это, конечно, скучная материя, а для меня — вся жизнь…

…Был жаркий вечер. Они зашли на Поплавок поужинать. Наташа была очень весела, ласкова.

На следующий день сразу после работы Наташа поехала в Химки. Петр Максимович задержался в институте, и они условились встретиться в восемь часов вечера у входа в речной вокзал.

…Она заплыла далеко-далеко, когда рядом с ней неожиданно появился мужчина. Кругом — ни души. Какую-то минуту плыли молча, бок о бок. Достав из-под купальника пластмассовый мешочек, она протянула его мужчине.

— Тут последние данные. Я их записала со слов Егорова.

— Хорошо. Изучим, увидим, решим, что дальше делать. — Инструкцию и вознаграждение получите через тайник номер два.

И они поплыли в разные стороны.

В восемь вечера Петр Максимович ждал ее у подъезда речного вокзала.

За ужином Наташа говорила Петру теплые и ласковые слова, которые его уже не согревали. Но он понимал, что ему надо улыбаться. И он улыбался, рассказывал какие-то забавные истории про своего приятеля Жору, а потом они живо обсуждали премьеру в “Современнике”.

В институте жизнь шла своим чередом. Улеглись волнения, страсти, кипевшие в первые дни после того, как пришел зарубежный журнал с заметкой об “Альфе”. Ничего не изменилось и в отношениях Наташи и Петра Максимовича — они все такие же веселые, жизнерадостные. И только шеф, профессор Круглов, сильно сдал, осунулся, как-то сник, побледнел, и, кажется, впервые этот крепкий старик почувствовал, что такое боль в сердце…

К “Альфе” Наташа по-прежнему не проявляла никакого интереса. И если случалось, что в кабинете Круглова в ее присутствии кто-то заводил разговор о новом аппарате, переводчица незаметно исчезала из комнаты.

После работы Наташа и Петр Максимович, как правило, уходили вместе. В тот вечер они собирались идти в кино. И вдруг по дороге к метро Наташа вспомнила, что ей надо заглянуть в ближайший универмаг: “Это нам по пути”.

Был час пик, народу много, и Егоров предложил не задерживаться в магазине: “Иначе опоздаем в кино”. Наташа капризно повела плечами и сказала, что завтра непременно должна отнести своей портнихе пуговицы.

— Ты подожди меня, Петя, на улице… Зачем нам обоим толкаться… — И быстро направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

Был у Егорова в то мгновение порыв — ринуться вслед за ней. После всего того, что ему рассказал Птицын, после того, как началась эта тягостная игра — он должен мило улыбаться этой девушке, ухаживать за ней! — в нем нарастало желание самому выследить переводчицу, самому схватить ее за руку на месте преступления. Но он не имеет права, есть строгий запрет Птицына: “Без нашего разрешения — ни шагу, ни одного самостоятельного действия”. И он не пошел вслед за Наташей, хотя и подозревал, что портниха, пуговицы — все это выдумано на ходу.

Наташа не заставила себя долго ждать. Прошло лишь две–три минуты, и она снова рядом с Егоровым. Увы, нужных ей пуговиц в этом универмаге нет и ей придется отправиться в поход по магазинам.

— Что делать, Петенька… Дамское пальто сшить труднее, чем дом построить… Ты не сердись… Портниха страшная злюка. Если я завтра не принесу ей пуговицы — будет скандал…

— Зачем же до скандала дело доводить. Дамская портниха — царица всех цариц. Даже мужчины это знают. Отправляйся в экспедицию за пуговицами, а я позвоню Жоре, он тоже хотел пойти в кино…

И они расстались.

…В тот же вечер Птицын получил сообщения.

…В двенадцать ноль-ноль Атлет прибыл из своей мытищинской квартиры в Москву и в течение нескольких часов колесил по городу, переходя из одной станции метро в другую, путешествуя из Химок в Измайлово и обратно. Видимо, приметил, что кто-то следует за ним по пятам, и пытался оторваться. Последняя его попытка — через проходные дворы, соединяющие Новослободскую и Бутырский вал — не увенчалась успехом.

…В семнадцать тридцать Атлет зашел в универмаг, расположенный близ института Круглова, поднялся на второй этаж, заглянул в телефонную будку и что-то начертил на стене.

…В восемнадцать десять в эту же будку зашла Венера и сделала вид, что звонит по телефону, но даже забыла опустить монету и автомат. Разглядела надпись на стене и тут же вышла на улицу, где ее ждал Егоров. Через несколько минут они разошлись в разные стороны. Венера так же, как и Атлет, целый час путешествовала по разным станциям метро и наконец вышла на Октябрьскую площадь. У остановки троллейбуса ее ждал Атлет. Они переглянулись и подошли к афишной тумбе, возле которой толпился народ. Атлет сунул в карман Венеры какую-то бумажку и мгновенно исчез. Венера прочла записку, немедленно разорвала ее на мелкие кусочки и бросила их в урну. Кусочки записки прилагаются.

…В двадцать один час Венера приехала на Пушкинскую площадь, направилась на улицу Чехова. На остановке троллейбуса № 3, около театра Ленинского комсомола, на столбе она начертила мелом три крестика.

…В двадцать один десять к этому столбу подошел Атлет.

Поздно ночью Птицыну принесли из лаборатории реставрированную записку Атлета.

“Требуем новые данные о работе профессора. В полученной от вас информации оказались неточности. Нужны уточнения. Ждем более точных сведений. Используйте благоприятную ситуацию: после публикации зарубежного журнала секретность темы ослабеет. Действуйте быстрее и тем же оружием”.

И Венера продолжала действовать. У контрразведки было достаточно оснований, чтобы арестовать и Венеру, и Атлета. Но чекисты решили подождать, посмотреть, как будут развиваться события.

Птицын следит, не выявятся ли новые действующие лица, в Москве ли хозяин Атлета? Увы, пока их только двое. Атлет и Венера. Однако хозяин должен быть где-то рядом, вряд ли Атлет самостоятельно решает все вопросы, связанные с операцией “Альфа”.

…В антракте Наташа с Петей прогуливались по фойе Большого театра. Птицын шел им навстречу. Чуть-чуть впереди его — изысканно одетый, высокий, худощавый человек средних лет… Он был один. Без дамы. И когда Наташа поравнялась с ним, взглянула на него, лицо ее внезапно стало пунцовым, в глазах метнулись искорки испуга. На какую-то долю секунды она растерялась и даже чуть было не поклонилась человеку, шедшему ей навстречу. Только на какую-то долю. Но Птицыну этого было достаточно.

Александр Порфирьевич ушел с последнего действия “Спартака”. Он должен встретить смутившего Наташу незнакомца при выходе из театра. На случай всяких осложнений вызваны два оперативных сотрудника.

Незнакомец уехал домой на машине. А на следующее утро Птицын получил исчерпывающую информацию: это был сотрудник посольства.

К вечеру поступило еще одно сообщение.

“…Сегодня в шестнадцать пятнадцать Атлет зашел в кафе “Националь” и занял столик, за которым только что сидел тот самый сотрудник посольства. Под неубранной тарелкой лежала бумажка. Через секунду она оказалась в руках Атлета”.

О содержании записки Птицын узнает позже — шеф недоволен поведением Наташи в театре, нет выдержки, не умеет владеть собой, забывает о строгих правилах конспирации.

Прошло еще несколько дней. Были условные телефонные звонки Атлета. Была его мимолетная встреча с Венерой в Мосторге в субботу, в час, когда у прилавка большая толпа народа. А в понедельник на остановке троллейбуса № 10 на площади Восстания появилось приклеенное к стене объявление Семивзоровой: она продает иностранный транзистор фирмы “Текап акьлак ортем”.

Странная, никому не известная фирма! Но Атлету она известна. И Птицыну тоже. Он читает сообщение оперативного сотрудника и улыбается.

— Нервы сдают… Немудрящее объявление… Без выдумки…

Пишется “текап акьлак ортом”, а читается наоборот — пакет калька метро. Все ясно!

…В девять вечера Наташа вышла из дому с чемоданчиком в руках и направилась к станции метро.