инициативе. Следовательно, заключение попутчика о том, что у него документы не в порядке, совершенно обоснованно. Сообразив это, Аббас ответил:

— А ты наблюдателен, друг.

— Война научила. Мне, вижу, придется “прикрывать” тебя, как говорят наши разведчики.

И они поехали дальше. Вскоре новые знакомые нашли общий язык. Маковенко без особого труда уговорил попутчика навестить своих друзей в морской бригаде, а заодно поинтересоваться и его знакомым, Османом Рашидовым. Аббас согласился. Отставать от такого общительного человека, имеющего обширные знакомства в войсках, он не хотел. Путешествие с Маковенко вполне его удовлетворяло. Маршруты совпадали, время тоже. К тому же Аббас не был полностью уверен в том, что немецкая разведка сумела обеспечить его вполне надежными документами. При таком положении знакомство с капитаном становилось исключительно важным. В трудную минуту он мог рассчитывать на помощь нового приятеля.

Все шло так, как и было спланировано чекистами. Маковенко повел немецкого агента по заранее оборудованным землянкам и домам. Знакомил Аббаса со своими друзьями, которые выдавали себя за военнослужащих несуществующих частей, словно невзначай дал шпиону возможность ознакомиться с личными документами одного офицера. Аббас был доволен. Еще бы, все шло на редкость легко и удачно.

Единственное, чего хотел Аббас в конце своей поездки, — это возвратиться на передовую в компании своего нового приятеля. Как-никак тот — командир разведывательной роты. Можно остановиться в его землянке, присмотреться, выбрать удобный момент — и махнуть на ту сторону. “То-то будет юлить разведчик перед начальством, когда станет известно, с кем он имел дело!” — думал Аббас, посмеиваясь в душе.

А Маковенко “прилагал все усилия” к тому, чтобы помочь Аббасу найти друга-земляка из семьдесят первой бригады. Однако поиски не принесли никаких результа­тов. Никто не слышал об офицере Османе Рашидове. В то же время, зная об истинных намерениях Аббаса, чекисты, не скупясь, сообщали ему сведения, подтверждающие легенду о концентрации войск на реке Черной. Аббас был весьма доволен полученными данными. Он даже не высказал особого огорчения тем, что не отыскал друга, и, заявив, будто срок командировки истек, заторопился на передовую. Маковенко тоже не задержался. Побывав в штабе, он вернулся в бригаду, где ждал Аббас. В обратный путь они отправились вместе…

Линию фронта Аббас перешел удачно.

На немецкой стороне своего агента с нетерпением ожидал капитан Фиш. Приказ подполковника Шиммеля был краток и ясен: лично встретить Аббаса и немедленно доставить в Псков, в “Абверкоманду- 104”, в каком бы виде тот ни прибыл.

Когда солдаты привели Аббаса в землянку, Фиш торопливо поздравил его с успехом и, не дав перевести дух, заторопил в дорогу.

— Немедленно, слышишь, немедленно едем в Псков. Переоденешься в машине, там все готово.

— Мне бы поспать хоть пару часов, — попросил Аббас — Ведь я на ногах еле держусь!

Фиш и слушать не хотел о какой-то задержке.

— Ждет подполковник Шиммель. Нельзя терять ни минуты. Потом отдохнешь. Один вопрос: удачно?

— Удачно, господин капитан.

— Все, больше ни слова. Пойдем.

Чуть не за шиворот Фиш вытащил Аббаса из землянки и побежал по ходам сообщения в тыл. Он быстро семенил ногами, перебегал, полз в опасных местах. Тяжелое дыхание Фиша было слышно даже отставшему от него на десяток метров усталому Аббасу. Часа через полтора они вышли к штабу дивизии. Капитан по телефону доложил Шиммелю о возвращении Аббаса, и вскоре машина на предельной скорости повезла абверовца в Псков.

Шиммель с нетерпением ожидал своего испытанного агента. Сейчас, когда его карьере грозила опасность, от Аббаса зависело многое. Уже тот факт, что турок выполнил задание, настроило Шиммеля на благожелательный лад. Он решил представить Аббаса к награде.

Усталого и издерганного агента Шиммель принял на редкость тепло и ласково. Доклад длился долго. Шиммель видел, что Аббас еле держится на ногах, понимал, что ему надо отдохнуть, но не мог отпустить его — так необходимы были все сведения, добытые им. Как и при докладе Никулина, все, что говорил Аббас, тут же стенографировалось. Фиш лишь изредка прерывал Аббаса, просил повторить то, что не успел записать, уточнял неясно произнесенные фамилии людей и названия населенных пунктов. Шиммель достал из сейфа доклад Никулина и время от времени заглядывал в него, внимательно слушая Аббаса.

— Ничего не упустил? Все рассказал? — спросил Шиммель.

— Все, господин подполковник. Все, что видел, доложил, как перед аллахом.

Вопросы подполковника обеспокоили Аббаса. Он знал, с кем имеет дело. Если заподозрит, не посчитаются с прошлыми заслугами. Аббас нервничал, злился, в голове царил сумбур после всех треволнений, бессонной ночи, пережитых страхов.

— Если я что-либо доложил непонятно, то переспросите, чтобы ясно стало, — с тревогой в голосе просил он.

— Не волнуйся, мы тебе верим. Но ты выполнял очень важное задание, и я должен быть убежден в том, что ты ничего не упустил, не приврал, не вообразил из страха или невнимательности. Мне нужна абсолютно объективная картина происходящего там, у русских. За труды ты свое получишь, поэтому не волнуйся и постарайся вспомнить все, что видел, до мельчайших подробностей.

— Я доложил правду безо всякой “липы”, — повторил Аббас, отчаиваясь все больше и больше. На мясистом затылке, на лбу, на верхней губе у него выступил обильный пот.

Чутьем старого травленого волка Аббас понял, что Шиммеля меньше всего волнуют новости, принесенные им из-за линии фронта. Похоже, что они все это и без него знали. Так почему Шиммель и Фиш стараются вытянуть из него такие подробности недавней “ходки” в русский тыл, на которые разведчики обычно и внимания не обращают? Ну что за беда, если в Ковязино не уцелел поповский дом. Шайтан его разберет, что в этом Ковязино вообще уцелело. Стоят кое-где дома, это верно. Но ведь вывесок на них нет — это, мол, поповский, а дальше — учительский.

Волнение Аббаса было понятно Шиммелю. Агент получил четко ограниченную задачу — разведать места сосредоточения двести двадцать седьмой стрелковой дивизии и сто сорок второй отдельной морской бригады, выяснить, каким путем они прибыли на “пятачок”, куда ушла семьдесят первая стрелковая бригада. Не мог же Шиммель сказать своему агенту, что цель его задания — лишь в проверке сведений, давно добытых и доставленных другим. Это, пожалуй, лишило бы Аббаса воодушевления. Вот и сейчас Шиммель не стал успокаивать своего агента, а спросил коротко и сухо:

— Откуда узнал номер дивизии?

— Рассказывали солдаты, офицеры. Один даже документы мне показал, господин подполковник.

— Будем считать, что здесь все ясно, — размышлял вслух Шиммель. — Болтунов вам удалось найти. А вообще, какое настроение у солдат и офицеров?

— Врать не буду, — осторожно начал Аббас, — настроение боевое. Чувствуется, что люди готовятся к наступлению. Об этом только и разговор.

Шиммель снова подошел к карте и жестом пригласил к ней Аббаса.

— Значит, вы считаете, что русские стягивают войска вот в этот район?

Шиммель обвел карандашом участок от населенного пункта Усть-Рудицы до реки Черной и дальше на севе­ро-запад.

— И вот сюда тоже направлялись, — показал Аббас несколько западнее. — Шла пехота, танки, артиллерия. Сам видел и людей расспрашивал.

— Так. На сегодня достаточно. Можете отдыхать. Когда Аббас вышел, Шиммель и Фиш принялись детально анализировать и сопоставлять имеющиеся сведения.

— В большинстве своем наблюдения Никулина и Аббаса совпадают, — заключил после длительного раздумья капитан Фиш.

— Да, совпадают, — откликнулся Шиммель. — По всему видно, Никулин все-таки прав. Русские концентрируют силы для нанесения удара с “Ораниенбаумского пятачка” на Котлы–Кингисепп. Аббас подтверждает его наблюдения. Подождем еще, что сообщит “Буран”. Связь с ним установлена.