и выстроил избу: всем бы хороша — и тепло, и уютно, да темно, хоть глаз выколи! Уж ангел Господень научил прорубить окно, и с тех пор стали люди строить избы с окнами. Предание это носит на себе печать весьма древнего происхождения. Злой дух, как представитель темной силы, мрака, по народным поверьям, боится света и исчезает с первыми лучами солнца [126], все, что имеет связь с светом, исходит не от него, а даруется божеством добра и правды…
15. Соломон Премудрой
Иисус Христос после распятия сошел во ад и всех оттуда вывел, окромя одного Соломона Премудраго. «Ты, — сказал ему Христос, — сам вы(й)ди своими мудростями!» И остался Соломон один в аду: как ему выдти из аду? Думал-думал да и стал вить завёртку. Подходит к нему маленький чертенок, да и спрашивает, на что вьет он веревку без конца? «Много будешь знать, — отвечал Соломон, — будешь старше деда своего сатаны! увидишь на что!» Свил Соломон завёртку, да и стал размерять ею в аду. Чертенок опять стал у него спрашивать, на что он ад размеряет? «Вот тут монастырь поставлю, — говорит Соломон Премудрой, — вот тут церковь соборную». Чертенок испугался, бегом побежал и рассказал все деду своему, сатане, а сатана взял да и выгнал из аду Соломона Премудраго.
(Записана в Орловском уезде П. И. Якушкиным).
Примечание к № 15. Сличи с следующей легендой — о «Солдате и Смерти» (№ 16а). О премудром царе Соломоне известен целый ряд старинных повестей, о которых смотри в сочинении г-на Пыпина «Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских» (с. 102— 123). С этими повестями, занесенными во многие рукописные сборники, имеют связь и те народные сказания о Соломоне, которые вошли в «Српске народне приповиjетке» Караджича.
16. Солдат и Смерть
a. Один солдат прослужил двадцать пять лет, а отставки ему нет — как нет! Стал он думать да гадать: «Что такое значит? прослужил я Богу и великому государю двадцать пять лет, в штрафах не бывал, а в отставку не пущают; дай пойду, куды глаза глядят!» Думал-думал и убежал. Вот ходил он день, и другой, и третий, и повстречался с Господом. Господь его спрашивает: «Куда идешь, служба?» — «Господи, прослужил я двадцать пять лет верою и правдою, вижу: отставки не дают — вот я и убежал; иду теперь, куды глаза глядят!» — «Ну, коли ты прослужил двадцать пять лет верою и правдою, так ступай в рай — в царство небесное». Приходит солдат в рай, видит благодать неизреченную, и думает себе: вот когда поживу-то! Ну только ходил он, ходил по райским местам, подошел к святым отцам и спрашивает: не продаст ли кто табаку? — «Какой, служба, табак! тут рай, царство небесное!» Солдат замолчал. Опять ходил он, ходил по райским местам, подошел в другой раз к святым отцам и спрашивает: не продают ли где близко вина? — «Ах ты, служба-служба! какое тут вино! здесь рай, царство небесное!» <…> — «Какой тут рай: ни табаку, ни вина!» — сказал солдат и ушел вон из раю.
Идет себе да идет, и попался опять навстречу Господу. «В какой, — говорит, — рай послал ты меня, Господи? ни табаку, ни вина нет!» — «Ну, ступай по левую руку, — отвечает Господь, — там все есть!» Солдат повернулся налево и пустился в дорогу. Бежит нечистая сила: «Что угодно, господин служба?» — «Погоди спрашивать; дай прежде место, тогда и разговаривай». Вот привели солдата в пекло [127]. «А что, табак есть?» — спрашивает он у нечистой силы. — «Есть, служивой!» — «А вино есть?» — «И вино есть!» — «Подавай всего!» Подали ему нечистые трубку с табаком и полуштоф перцовки. Солдат пьет-гуляет, трубку покуривает, радехонек стал: вот взаправду рай — так рай! Да недолго нагулял солдат, стали его черти со всех сторон прижимать, тошно ему пришлося! Что делать? пустился на выдумки, сделал сажень, настрогал колышков и давай мерить: отмерит сажень и вобьет колышок [128]. Подскочил к нему чорт: «Что ты, служба, делаешь?» — «Разве ты ослеп! Не видишь что ли? хочу монастырь построить» [129]. Как бросился чорт к своему дедушке: «Погляди-тка, дедушка, солдат хочет у нас монастырь строить!» Дед вскочил и сам побежал к солдату: «Что, — говорит, — ты делаешь?» — «Разве не видишь, хочу монастырь строить». Дед испугался и побежал прямо к Богу: «Господи! какого солдата прислал ты в пекло: хочет монастырь у нас построить!» — «А мне что за дело! зачем таких к себе при(ни)маете?» — «Господи! возьми его отте?дова». — «А как его взять-то! сам пожелал». — «Ахти! — завопил дед, — что же нам бедным с ним делать?» — «Ступай, сдери с чертенка кожу и натяни на барабан, да после выйди из пекла и бей тревогу: он сам уйдет!» Воротился дед, поймал чертенка, содрал с него кожу, натянул барабан. «Смотрите же, — наказывает чертям, — как выскочит солдат из пекла, сейчас запирайте ворота крепко-накрепко, а то как бы опять суда ни ворвался!» Вышел дед за ворота и забил тревогу; солдат как услыхал барабанный бон — пустился бежать из ада, сломя голову, словно бешеной; всех чертей распугал, и выскочил за ворота. Только выскочил, — ворота хлоп и заперлися крепко-накрепко. Солдат осмотрелся кругом: никого не видать и тревоги не слыхать; пошел назад и давай стучаться в пекло: «Отворяйте скорее! — кричит во все горло, не то ворота сломаю!» — «Нет, брат, не сломаешь! — говорят черти. — Ступай себе, куда, хочешь, а мы тебя не пустим; мы и так насилу тебя выжили!»
Повесил солдат голову и побрел куда глаза глядят. Шел-шел и повстречал Господа. «Куда идешь, служба?» — «И сам не знаю!» — «Ну, куда я тебя дену? послал в рай — не хорошо! послал в ад — и там не ужился!» — «Господи, поставь меня у своих дверей на часах». — «Ну, становись». Стал солдат на часы. Вот пришла Смерть. «Куда идешь?» — спрашивает часовой [130]. Смерть отвечает: «Иду к Господу за повелением, кого морить мне прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу». Пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года морила самой старой люд». Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она отца моего и мать уморит: ведь они старики». Вышел и говорит Смерти: «Ступай по лесам и три года точи самые старые дубы» [131]. Заплакала Смерть: «За что Господь на меня прогневался, посылает дубы точить!» И побрела по лесам, три года точила самые старые дубы; а как изошло время — воротилась опять к Богу за повелением. «Зачем притащилась?» — спрашивает солдат. — «За повелением, кого морить Господь прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года морила молодой народ» [132]. Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она братьев моих уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года точи молодые дубы [133] ; так Господь приказал!» — «За что это Господь на меня прогневался!» Заплакала Смерть и пошла по лесам. Три года точила всё молодые дубы, а как изошло время — идет к Богу; едва ноги тащит. «Куда?» — спрашивает солдат. — «К Господу за повелением, кого морить прикажет». — «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» — «Скажи ей, чтоб три года младенцев морила». Солдат думает себе: «У моих братьев есть ребятки; эдак, пожалуй, она их уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года гложи самые малые дубки». — «За что Господь меня мучает!» — заплакала Смерть и пошла по лесам. Три года глодала самые что? ни есть малые дубки; а как изошло время — идет опять к Богу, едва ноги передвигает [134]. «Ну теперь хоть подерусь с солдатом, а сама дойду до Господа! за что так девять лет он меня наказует?» Солдат увидал Смерть и окликает: «Куда идешь?» Смерть молчит, лезет на крыльцо. Солдат ухватил ее за шиворот, не пускает. И подняли они такой шум, что Господь услыхал и вышел: «Что такое?» Смерть упала в ноги: «Господи, за что на меня прогневался? мучалась я целых девять лет: все по лесам таскалась, три года точила старые дубы, три года точила молодые дубы, а три года глодала самые малые дубки… еле ноги таскаю!» — «Это всё ты!» — сказал Господь солдату. — «Виноват, Господи!» — «Ну, ступай же за это, носи девять лет Смерть на зако?ртышках! (на плечах. — см. Словарь Рос. Акад.).
Засела Смерть на солдата верхом. Солдат — делать нечего — повёз ее на себе, вёз-вёз и уморился; вытащил рог с табаком и стал нюхать. Смерть увидала, что солдат нюхает и говорит ему: «Служивой, дай и мне понюхать табачку». — «Вот те на! полезай в рожок да и нюхай, сколько душе угодно». — «Ну, открой-ка
